Мне очень нравится Ваш патриархальный отчет о Вашей жизни среди швейцарских лоз и смоковниц. Вы бы теперь не узнали Гэдсхидл - я все переделал и прикупил еще участок по соседству. И все же я часто думаю, что, если бы Мэри вышла замуж (чего она делать не желает), я бы его продал и отправился бродить по белу свету. Тогда я бы непременно еще раз посетил Лозанну. Но в настоящее время из этого ничего не выйдет, ибо чем старше я становлюсь, тем больше и упорнее работаю.
Преданный Вам.
207
У. П. ФРИСУ
Веллингтон-стрит, 26, Стрэнд,
вторник, 20 января 1869 г.
Дорогой Фрис,
Я не буду еще раз совершать убийство в Лондоне до вторника 3 марта. Прежде чем мы испытали его действие на публике, появились объявления о нынешней серии чтений, и мы сочли, что изменить их программу, как бы это ни было необходимо, значило бы нарушить данное слово.
Я уже два года не читал 'Колоколов'. Боюсь, что они немного мрачноваты, но я сделал их короче и веселее насколько было возможно.
Надеюсь, Вы приедете, чтобы присутствовать при убийстве.
Искренне Ваш.
208
УИЛКИ КОЛЛИНЗУ
Редакция журнала 'Круглый год',
понедельник, 15 февраля 1869 г.
Дорогой Уилки,
Я прочитал пьесу очень внимательно со сценической точки зрения и думаю, что она будет иметь большой успех. Она очень интересна, замечательно построена и красочна. Характеры обрисованы ярко и контрасте, диалог острый, и все вместе превосходно.
Хочу теперь сделать несколько замечаний.
Эпизод с тростью так нов и исполнен такой силы, что, по-моему, кульминация этого действия слишком для него слаба. Не приходила ли Вам и Фехтеру мысль сделать так, чтобы мисс Леклер ударили случайно, чтобы удар попал ей в грудь, и она заявила бы, что будет носить след от него как знак почета, а не позора, ибо она его любит?
Именно так поступил бы я.
До этой сцены вернитесь на стр. 35. Не будет ли лучше, если за словами Мориса: 'Вы почувствуете мою трость на своей спине', - последует ответ Вульфа (которого Морис не слышит, ибо уходит): 'Вы почувствуете его на своей'?
Стр. 49. Я бы постарался, чтобы не было слишком много колебаний и, в особенности, слишком много разговоров на эту тему. Я бы по возможности выразил это нерешительностью актера - в сопровождении скрипок, сурдинок и т. д. в оркестре.
Стр. 55 и 56. Я не могу понять веселости Фехтера в этом месте. Не дочитав до конца, я считаю само собой разумеющимся, что у него в кармане письмо для начальника полиции, которое он уже прочитал. Иначе я никак не могу взять в толк его шутки и думаю, что они портят впечатление от письма, когда оно действительно приходит.
Вот все, что я могу сказать, кроме похвалы и больших надежд, а это? согласитесь, немного.
Любящий.
209
МИСС ДЖОРДЖИНЕ ХОГАРТ
Гостиница Адельфи, Ливерпуль,
воскресенье, 4 апреля 1869 г.
Дорогая моя Джорджи,
С этой почтой я посылаю Мэри поистине трогательный отчет о смерти бедной Кэти *. Это так печально, как только может быть смерть столь милого и доверчивого существа! Вы немного поторопились насчет первого письма миссис Макриди. Оно было неприятным, но я всегда замечал, что она пишет как человек, заботящийся о своей репутации мастера эпистолярного стиля (которую она, без сомнения, приобрела у себя дома), и что она черпает свои обороты из 'Изящных отрывков' и 'Ораторов'. Последнее письмо, написанное под влиянием чувства, не страдает этим недостатком.
Да простит меня бог, но я не могу привыкнуть к мании величия, укоренившейся в Палейс-Гейт-хаусе. Я получил от Форстера письмо о несчастной Кэти: 'Вы можете себе представить, каким ударом это было для меня', и тому подобное. Для меня! для меня! для меня! Как будто речь идет не об убитом горем отце, нашем друге.
Когда во мне таким образом вызвали воспоминания, я не могу не вспомнить, как Кэти обидела высокопоставленную личность, царящую на Монтэгю-сквер, и как однажды за обедом в ответ на мои слова в ее защиту я услышал следующее: 'Весьма невоспитанная и неприятная особа, и я не хочу больше о ней слышать'. Я ненавижу себя за то, что играю на подобных струнах, но ненавидел бы себя еще больше как чудовищного обманщика, если бы этого не делал.
Обе ноги стали очень чувствительны, и у меня часто бывает такое ощущение, как будто они погружены в горячую воду. Однако, слава богу, я все время вполне здоров и бодр, и два последних вечера в большой Бирмингемской зале мой голос звучал необычайно сильно.
Насколько я понимаю, здешние званые обеды длятся слишком долго. Что касается акустики в этой зале и расположения столов (и то и другое из рук вон плохо), единственное мое утешение таково: если вообще кого-нибудь будет слышно, то, вероятно, и меня тоже. Почетный секретарь сказал мне, что на обеде будет присутствовать шестьсот человек. Мэр - он не оратор и к тому же нездоров - поручил произнести первый тост лорду Даферину. Город готовится к празднеству. Королевский театр, украшенный по этому случаю, будет иметь отличный вид и прекрасно подойдет для чтения.
Я слышал, что просят выступить Энтони Троллопа, Диксона, лорда Хотона, Лемона, Эскиро (из Revue des Deux Mondes) и Сейла - последнего от имени газет. Поскольку он непременно напьется, я в большом сомнении, не следует ли предупредить ничего не подозревающий комитет? Должны собраться все ливерпульские знаменитости. А Манчестер будет по всей форме представлен своим мэром.
Сегодня утром я был в Сент-Джемс-холле, чтобы посоветоваться, как улучшить акустику. Как обычно бывает в таких случаях, главные приготовления уже сделаны и изменить ничего невозможно. Я бы не расставлял столы так, как это сделал комитет, и, конечно, гораздо удобнее расположил бы возвышение. Поэтому я мог только указать, где повесить знамена, надеясь хоть как-нибудь уменьшить эхо. Таким образом, ничтожный запас моих новостей исчерпан.
Любопытный пример совпадения - в устье Мэрси стоит военный корабль и на обед в Сент-Джемс-холл принесут его флаги и прочее. Это 'Донегол'. Когда Пейнтер в Бате рассказывал мне о Сиднее, он сообщил, что был капитаном этого судна.
Самое приятное из всего, что было со мною здесь, следующее: на улицах меня останавливают рабочие, которые хотят пожать мне руку и сказать, что знают мои книги. Это происходит всякий раз, когда я выхожу из дому. Только что в доках ко мне подошел бондарь, который страшно заикался. Его скромность и уверенность в том, что я пойму серьезность его намерений и не оттолкну его, представляла собой истинный образчик природной учтивости...
210
Г. У. РАСДЕНУ
Престон,
четверг, 22 апреля 1869 г.
Уважаемый сэр!
Я заканчиваю свои прощальные чтения (сегодня - семьдесят четвертый вечер из ста), и у меня едва остается время, чтобы выразить Вам сердечную благодарность за Ваше письмо от 30 января и за Вашу бесконечную доброту по отношению к Альфреду и Эдварду. Последний прислал мне с той же почтой от имени их обоих письмо, в котором тепло благодарит Вас и пишет, что преисполнен решимости и надежды.
