указал и назвал Иван Иванович, петляли по России не обрываясь, не подныривая под пограничные прясла, а текли себе привольно от самого начала до своего исхода – к синим морям. И было всем странно и непонятно, как это Германия осмелилась напасть на такую обширную землю.
Сидевший рядом с Касьяном Давыдко глядел-глядел, таращась, на единую российскую покраску, на общий ее засев и не утерпел, перебил вопросом лектора:
– Ужли наше все это? Дак которая тади из них Германия-то?
Иван Иванович приостановил хворостинку, выслушал Давыдку и тем же ровным голосом дообъяснил непонятное:
– Я вам, товарищи, уже показывал. Вот эта коричнево окрашенная территория и есть Германия.
– Только и всего? Это которая на морду похожа?
– Ну, если хотите, – сдержанно улыбнулся Иван Иванович, – то сходство с физиономией, с профилем действительно имеется. Это вы весьма удачно заметили. В самом деле, вот эта часть, – Иван Иванович показал на карте хворостинкой, – которая вытянулась на восток вдоль Балтийского моря вплоть до польского города Гдыня, очень похожа на обращенный в нашу сторону и как бы принюхивающийся нос. И даже капля висит на этом носу – так называемая Восточная Пруссия – часть земли, некогда отвоеванная у приморских славян. А там, где нам воображается глаз, – вот видите этот кружок? – это и есть германская столица Берлин.
– А и верно – глаз! – удивились бабы. – Дак а чего-то у него, немца-то, изо рта торчит, цигарка, что ли? Эку длинну в рот забрал!
– Нет, товарищи, это не цигарка, – опять улыбнулся Иван Иванович. – Это государство Чехословакия, которую Германия аннексировала, или, как вполне точно кто-то из вас выразился, – забрала в рот, – еще в тысяча девятьсот тридцать восьмом году.
– Понятно теперича… Вот оно что!
Далее, однако, выяснилось, что карта эта уже устарела, и что нос у немца вытянулся еще дальше, уперся в самую Россию, а теперь вот Германия и вовсе на нас напала – бомбит города, во многих местах вклинилась на нашу землю, и что есть уже убитые и раненые…
Народ на полянке поумолк, а какая-то бабенка в задних рядах при упоминании об убитых сдавленно завыла и, закрывшись руками, ткнулась белым платком под саженец в отросшую траву. На нее зацыкали соседки, принялись тормошить с укором. Прошка же, постучав ключом по графину, возвысил голос:
– Марья! Не мешай слушать! Сразу и в рев…
Баба малость поубавила тону, но выть не перестала.
– Как фамилия этой колхозницы? – склонился к председателю Иван Иванович, который, насунув на глаза козырек кепки, с нетерпеливым недовольством глядел в ту сторону, под саженец.
– Кулиничева, – подсказал председатель. – Мария Федосеевна. Ладно, ладно тебе, Марья. Нечего загодя голосить-то. Не муторь мне людей.
– Марья Федосеевна! – попробовал окликнуть ее и Иван Иванович. – Товарищ Кулиничева!
Он смущенно поглядел в толпу поверх очков.
– Послушайте, голубушка. Ну что же вы так сразу. Слезы в таких вещах плохой помощник. Кому от них польза? Одному врагу, одному ему на руку наша растерянность. Наоборот, надо проявлять твердость духа, а не поддаваться паническим настроениям.
Щуплая, плосконькая бабенка, еще пуще вжимаясь в землю, вовсе потерялась в траве, и было только видно, как заметный уголок белой косынки судорожно дергался в кустиках лебеды.
– Право же, никаких оснований для слез еще нет, – пытался утешить Иван Иванович. – Ведь все эти временные успехи достигнуты неприятелем за счет внезапности нападения. Представьте себе: вы ничего не знаете, а на вас набросились из-за угла. В таком случае даже сильный может оказаться на первых порах в невыгодном положении и понести некоторый урон и ущерб. Вот сидящим здесь мужчинам такая ситуация должна быть знакома из личного опыта, попробовал шуткой смягчить непредвиденную заминку Иван Иванович. – Ведь и с каждым, наверно, бывало такое, если припомнить, не правда ли?
Мужики оживленно заерзали, загалдели:
– Ну дак ясное дело! Бывало, бывало такое…
– Вот видите? А вы, Марья Федосеевна, сразу и в слезы.
– Да, понимаешь, сын у нее служит в тех местах, – перебил его Прошка-председатель. – И жену с дитем как раз по весне забрал туда… Марья! Где это у тебя Гришка-то? В каком городе?
Что ответила бабенка, не было слыхать, но люди через ряды донесли ее ответ, и Давыдко объявил:
– В каком-то Перемышля он.
– Ах вон оно что… – покивал очками Иван Иванович. – Понятно, понятно…
– Встань, Марья! – опять потребовал Прошка-председатель. – Кому говорю.
Марья вяло выпрямилась, утерлась углом косынки и смиренно сложила руки в подол.
– Мы несколько отвлеклись от нашей беседы, – опять ровно заговорил Иван Иванович, – так что продолжим… Как я уже сказал, для особых тревог у нас с вами нет оснований. Бои ведут пока одни только пограничники. Главные наши силы еще не подошли, не участвуют в сражении. На это нужно время, надо немного подождать.
Он вернулся к карте и, оглядывая ее, простирая к ней хворостинку, рассказал о том, что скоро, очень скоро враг на себе испытает всю мощь ответного наступления, что на его наглую вылазку наша армия ответит тройным сокрушительным ударом и что не за горами то время, когда немецкие войска будут с позором обращены в бегство и наголову разбиты на их же собственной территории.
