подошел с кувшином теплой воды и, выливая ее в купель, пробормотал, что здесь слишком холодно; впрочем, не хватило бы и миллиона галлонов кипятку, чтобы там стало теплее. Затем молодой священник, приветливый и кроткий, явно побаивавшийся младенца, появился, словно главный герой в рассказе с привидениями, - 'высокая фигура, вся в белом', при виде коей Поль огласил церковь воплями и не умолкал до тех пор, пока его не вынули с почерневшим лицом из купели.
Но когда и это совершилось к великому облегчению всех присутствующих, голос его все же раздавался под сводами, вплоть до окончания церемонии, то слабее, то громче, то затихая, то снова неудержимо протестуя против нанесенной ему обиды. Это до такой степени отвлекало внимание обеих леди, что миссис Чик то и дело показывалась в центральном нефе, чтобы передать распоряжение через прислужницу, а мисс Токс раскрывала свой молитвенник на Пороховом заговоре * и иной раз читала ответы из этой службы.
Во время всей этой процедуры мистер Домби оставался таким же бесстрастным и безупречным, каким был всегда, и, быть может, именно благодаря его присутствию она была такой холодной, что у молодого священника шел пар изо рта, когда он читал. Один только раз выражение его лица слегка изменилось, когда священник, произнося (очень искренне и просто) заключительное увещание восприемникам о воспитании ребенка в будущем, случайно взглянул на мистера Чика; и тогда можно было заметить, как мистер Домби принял величественный вид, выражавший, что он не прочь был бы поймать его за таким занятием.
Быть может, не худо было бы для мистера Домби, если бы он меньше думал о своем собственном достоинстве и больше - о замечательном источнике и замечательной цели церемонии, в которой принимал такое формальное и чопорное участие. Его высокомерие странно противоречило ее истории.
Когда все было кончено, он снова предложил руку мисс Токс и повел ее в ризницу, где сообщил священнику, с каким удовольствием добивался бы он чести видеть его у себя за обедом, если бы не печальное положение дел у него в доме. Когда акт был подписан, деньги уплачены, прислужница (которая снова жестоко раскашлялась) не забыта, бидл вознагражден, пономарь (который случайно очутился у двери, чрезвычайно интересуясь погодой) не оставлен без внимания, они снова уселись в карету и отбыли домой все той же безрадостной компанией.
Дома они нашли мистера Питта, презрительно созерцавшего холодную закуску, красовавшуюся в холодном великолепии хрусталя и серебра и похожую скорее на покойника, выставленного для воздания ему последних почестей, чем на гостеприимное угощение. Мисс Токс по прибытии преподнесла крестнику чашку, а мистер Чик - нож, вилку и ложку в футляре. Мистер Домби в свою очередь преподнес браслет мисс Токс; и при получении этого сувенира мисс Токс была глубоко растрогана.
- Мистер Джон, - сказал мистер Домби, - будьте любезны занять место в том конце стола. Что у вас там, мистер Джон?
- У меня холодная телячья нога, сэр, - отозвался мистер Чик, усердно растирая окоченевшие руки. - А что у вас, сэр?
- Мне кажется, - отвечал мистер Домби, - у меня холодная телячья голова, затем холодная птица... ветчина... пирожки... салат... омары. Мисс Токс окажет мне честь и выпьет вина? Шампанского мисс Токс.
Все угрожало зубною болью. Вино оказалось таким нестерпимо холодным, что у мисс Токс вырвался тихий писк, который ей большого труда стоило превратить в 'гм'. Телятину принесли из такого ледяного чулана, что первый же кусок вызвал у мистера Чика ощущение, словно у него леденеют руки и ноги.
Один только мистер Домби оставался невозмутимым. Его можно было бы вывесить для продажи на русской ярмарке, как образчик замороженного джентльмена.
Обстановка подавляла даже его сестру. Она не пыталась льстить или болтать и сосредоточила все свои усилия на том, чтобы сохранять такой вид, будто ей тепло.
- Ну, сэр, - сказал мистер Чик, делая отчаянную попытку прервать длительное молчание и наполняя стакан хересом, - этот стакан, с вашего разрешения, сэр, я выпью за здоровье маленького Поля.
- Да благословит его бог! - прошептала мисс Токс, выпив глоток вина.
- Милый маленький Домби! - прошептала миссис Чик.
- Мистер Джон, - с суровой важностью сказал мистер Домби, - не сомневаюсь, что мой сын почувствовал бы и выразил благодарность, если бы мог оценить честь, которую вы ему оказали. Надеюсь, со временем он в состоянии будет нести любую ответственность, какую доброе расположение его родственников и друзей в частной жизни и тяготы, связанные с нашим положением в обществе, могут возложить на него.
Тон, каким это было сказано, не располагал к продолжению разговора, и мистер Чик снова погрузился в уныние и молчание. Иначе обстояло дело с мисс Токс, которая, выслушав мистера Домби с еще более напряженным вниманием, чем обычно, и еще выразительнее склонив голову к плечу, перегнулась затем через стол и тихо сказала миссис Чик:
- Луиза!
- Да, моя милая? - сказала миссис Чик.
- 'Тяготы, связанные с нашим положением в обществе, могут' ...я забыла буквальное выражение.
- Предъявить к нему, - сказала миссис Чик.
- Простите, дорогая моя, - возразила мисс Токс, - кажется, не так. Это было более закругленно и плавно. 'Доброе расположение родственников и друзей в частной жизни и тяготы, связанные с положением в обществе... могут'... возложить на него?
- Возложить на него, совершенно верно, - сказала миссис Чик.
Мисс Токс с торжеством легонько хлопнула в нежные ладоши и, закатив глаза, добавила:
- Какое красноречие!
Тем временем мистер Домби распорядился, чтобы позвали Ричардс, которая и вошла, приседая, но без младенца; Поль спал после утомительного утра. Передав стакан вина этому вассалу, мистер Домби обратился к ней со следующими словами (мисс Токс заблаговременно склонила голову к плечу и сделала еще кое-какие приготовления, дабы запечатлеть эти слова в сердце своем):
- В течение шести месяцев, Ричардс, какие вы провели в этом доме, вы исполняли свой долг. Желая оказать вам по этому случаю какую-нибудь маленькую услугу, я размышлял о том, как осуществить наилучшим образом это намерение, а также советовался с моей сестрою, миссис...
- Чик, - вставил джентльмен, носивший эту фамилию.
- О, пожалуйста, тише! - сказала мисс Токс.
- Я хотел сказать вам, Ричардс, - продолжал мистер Домби, бросив грозный взгляд на мистера Джона, - что мое решение подсказано воспоминанием о разговоре, какой я имел с вашим мужем в этой комнате, когда вы были наняты и когда он сообщил мне печальный факт, что ваше семейство во главе с ним самим глубоко погрязло в невежестве.
Ричардс поникла пред великолепием упрека.
- Я отнюдь не питаю расположения, - продолжал мистер Домби, - к тому, что люди, склонные к стиранию различий, называют всеобщим обучением. Но необходимо просвещать низшие классы, чтобы они знали свое положение и вели себя соответственно. Постольку я одобряю школы. Имея право выдвинуть кандидата на стипендию в старинном учреждении, названном (в честь почтенного общества) 'Милосердными Точильщиками' *, где ученики не только получают благодетельное образование, но где им дается также платье и значок, я (предварительно снесясь через миссис Чик с вашим семейством) выдвинул кандидатуру вашего старшего сына на имеющуюся вакансию; и, как меня уведомили, сегодня он надел форменное платье. Кажется, номер ее сына, сказал мистер Домби, обращаясь к сестре и говоря о мальчике так, словно тот был наемной каретой, - сто сорок седьмой. Луиза, вы можете сообщить ей.
- Сто сорок седьмой, - сказала миссис Чик. - Форменное его платье, Ричардс, это - красивый теплый синий фланелевый фрак и шапка с оранжевым кантом, красные шерстяные чулки и очень прочные кожаные штанишки. Уж одну эту часть туалета можно носить с благодарностью, - добавила с энтузиазмом миссис Чик.
- Ну, вот, Ричардс! - сказала мисс Токс. - Теперь вам действительно есть чем гордиться. Милосердные Точильщики!
- Право же, я очень признательна, сэр, - тихо отвечала Ричардс, - и вы очень добры, что вспомнили о
