Наконец все письма были разобраны, за исключением одного, которое он отложил для особо внимательного просмотра. Заперев в ящик более конфиденциальную корреспонденцию, мистер Каркер- заведующий позвонил.
- Почему вы являетесь на звонок? - так встретил он брата.
- Рассыльный вышел, и я его должен заменить, - был смиренный ответ.
- Вы - заменить его? - пробормотал заведующий. - Вот как! Это делает мне честь! Возьмите!
Указав на кучки распечатанных писем, он презрительно повернулся в кресле и сломал печать письма, которое держал в руке.
- Мне не хочется беспокоить вас, Джеймс, - сказал брат, собирая письма, - но...
- Вы хотите мне что-то сказать! Я так и знал. Ну?
Мистер Каркер-заведующий не поднял глаз и не перевел их на брата, он по-прежнему не отрывал их от письма, которого, однако, не развертывал.
- Ну? - резко повторил он.
- Меня беспокоит Хэриет.
- Хэриет? Какая Хэриет? Я не знаю никого, кто бы носил это имя.
- Она нездорова и очень изменилась за последнее время.
- Она очень изменилась много лет назад, - отозвался заведующий, - вот все, что я могу сказать.
- Мне кажется,.. если бы вы согласились меня выслушать...
- Зачем мне вас выслушивать, брат Джон? - возразил заведующий, делая саркастическое ударение на последних двух словах и вскидывая голову, но не поднимая глаз. - Повторяю вам, много лет назад Хэриет Каркер сделала выбор между своими двумя братьями. Она может в нем раскаиваться, но должна остаться при нем.
- Поймите меня правильно. Я не говорю, что она в нем раскаивается. С моей стороны было бы черной неблагодарностью намекать на что-нибудь подобное, - возразил тот. - Хотя, поверьте мне, Джеймс, я огорчен ее жертвой так же, как и вы.
- Как я! - воскликнул заведующий. - Как я?
- Огорчен ее выбором, - тем, что вы называете ее выбором, - так же, как вы им рассержены, - сказал младший.
- Рассержен? - повторил тот, показывая все свои зубы.
- Недовольны. Подставьте любое слово. Вы знаете, что я хочу сказать. Ничего оскорбительного нет в моих словах.
- Оскорбительно все, что вы делаете, - отвечал брат, внезапно бросив на него грозный взгляд, который через секунду уступил место улыбке, еще более широкой, чем та, что обычно растягивала его губы. - Будьте добры взять эти бумаги. Я занят.
Его вежливость была настолько язвительнее гнева, что младший двинулся к двери. Но дойдя до нее и оглянувшись, он сказал:
- Когда Хэриет тщетно пыталась ходатайствовать за меня перед вами в период вашего первого справедливого негодования и первого моего позора и когда она ушла от вас, Джеймс, чтобы разделить мою несчастную участь и, под влиянием ложно направленной любви, посвятить себя обесчещенному брату, потому что, кроме нее, у него никого не было и он обречен был на гибель, тогда она была молода и красива. Мне кажется, если бы вы увидели ее теперь, если бы вы повидались с нею, - она бы вызвала у вас восхищение и жалость.
Заведующий наклонил голову и оскалил зубы, словно в ответ на какую-нибудь незначительную фразу собирался сказать: 'Ах, боже мой! Да неужели?' - но не проронил ни слова.
- Тогда мы думали, и вы и я, что она выйдет замуж и будет жить счастливо и беззаботно, - продолжал брат. - О, если бы вы знали, как радостно отказалась она от этих надежд, как радостно пошла по тропе, ею избранной, и ни разу не оглянулась, - вы бы никогда не сказали, что ее имя вам незнакомо! Никогда!
Снова заведующий наклонил голову и оскалил зубы, как бы говоря: 'Право же, это замечательно! Вы меня удивляете!' И снова он не произнес ни звука.
- Могу я продолжать? - робко спросил Джон Каркер.
- Идти своей дорогой? - отозвался улыбающийся брат. - Да, сделайте милость.
Со вздохом Джон Каркер пошел к двери, но голос брата удержал его на дороге.
- Если она пошла и продолжает радостно идти своим путем, - сказал заведующий, бросив на конторку все еще не развернутое письмо и глубоко засунув руки в карманы, - можете ей передать, что я так же радостно иду своим путем. Если она ни разу не оглянулась, можете ей передать, что иногда я оглядываюсь, чтобы припомнить, как она перешла на вашу сторону, и что мое решение не менее твердо, - тут он очень сладко улыбнулся, - чем мрамор.
- Я ничего ей не говорю о вас. Мы никогда не упоминаем вашего имени. Раз в году, в день вашего рождения, Хэриет неизменно говорит: 'Вспомним о Джеймсе и пожелаем ему счастья'. Но больше мы ничего не говорим.
- В таком случае, - отозвался тот, - будьте добры сказать это самому себе. Повторяйте почаще, как урок, дабы в разговоре со мной избегать этой темы. Я не знаю никакой Хэриет Каркер. Такой особы нет на свете. Быть может, у вас есть сестра - радуйтесь этому. У меня ее нет.
Мистер Каркер-заведуюший снова взял письмо и с насмешливо-учтивой улыбкой махнул, указывая на дверь. Развернув его, когда брат вышел, и мрачно поглядев ему вслед после его ухода, он уселся поудобнее в своем кресле и начал внимательно читать письмо.
Оно было написано рукой его могущественного шефа, мистера Домби, и послано из Лемингтона. Хотя все прочие письма мистер Каркер быстро просматривал, это письмо он читал медленно, взвешивая каждое слово и напрягая все силы, чтобы отгадать его истинный смысл. Прочитав его один раз, он начал снова перечитывать и отметил следующие места: 'Перемена оказалась для меня благотворной, и я еще не расположен назначить день возвращения'... 'Я хочу, чтобы вы, Каркер, постарались как-нибудь приехать сюда ко мне и лично доложили, как идут дела'... 'Я забыл сказать вам о молодом Гэе. Если он не уехал на 'Сыне и наследнике' или если 'Сын и наследник' еще в доках, пошлите какого-нибудь другого молодого человека, а его оставьте пока в Сити. Я еще не решил'.
- Вот неудача! - проговорил мистер Каркер-заведующий, растягивая рот, словно он был сделан из резины. - Ведь Гэй уже далеко!
Однако это место в постскриптуме снова привлекло его внимание и зубы.
- Кажется, - сказал он, - мой добрый друг капитан Катль мельком заметил, что в тот день Гэй был взят на буксир. Как жаль, что он так далеко!
Он сложил письмо и сидел, играя им, постукивая по столу и вертя его так и этак, - проделывая, быть может, то же самое и с его содержанием, - когда мистер Перч, рассыльный, тихонько постучал в дверь, вошел на цыпочках и, сгибаясь всем корпусом при каждом шаге, словно для него величайшим удовольствием было отвешивать поклоны, положил на стол какие-то бумаги.
- Угодно ли вам сказать, что вы заняты, сэр? - спросил мистер Перч, потирая руки и почтительно склоняя голову к плечу, словно чувствуя, что не подобает ему держать ее высоко в присутствии такой особы, и желая убрать ее по возможности подальше.
- Кто меня спрашивает?
- Видите ли, сэр, - тихим голосом сказал мистер Перч, - сейчас, сэр, никто, о ком стоило бы говорить. Мистер Джилс, мастер судовых инструментов, сэр, зашел, говорит, по делу о каком-то платеже, но я ему намекнул, сэр, что вы чрезвычайно заняты, чрезвычайно заняты.
Мистер Перч кашлянул, прикрывшись рукой, и ждал дальнейших распоряжений.
- Еще кто-нибудь?
- Я, сэр, - сказал мистер Перч, - не брал бы на себя смелость докладывать, сэр, что есть еще кто-нибудь, но этот самый мальчишка, который был здесь вчера, сэр, и на прошлой неделе, опять вертится поблизости; и ужасно это несолидно, сэр, - добавил мистер Перч, сделав паузу, чтобы притворить дверь, - когда он насвистывает воробьям во дворе и заставляет их отзываться на свист.
- Вы говорили, что он хочет получить работу, не так ли, Перч? - спросил мистер Каркер, откидываясь на спинку кресла и глядя на служителя.
- Видите ли, сэр, - сказал мистер Перч, снова кашлянув в руку, - он действительно так говорил, что
