рассматривала. Иногда мне казалось, что это рубашка, иногда сюртук, а иной раз брюки. После этого тень исчезала, а с ее исчезновением, как я всегда замечал, комната долгое время оставалась в полумраке. Тогда я еще не мог догадаться, что это значит, но позднее понял все. Она проверяла, в каком состоянии находится вещь, перед тем как отнести ее в заклад.
И тут я открыл одно из дурных последствий одиночества. Несмотря на то, что я дал доктору Кордиалу немного денег, чтобы оказать небольшую поддержку этим бедным людям, стесненные обстоятельства лишали меня возможности продолжать эту помощь. Имей я мужество остаться среди друзей, я бы нашел человека, у которого мог попросить денег для моих бедных теней, а теперь обращаться было не к кому. Даже когда мне пришла мысль возобновить ради этой цели одно из прежних знакомств, боязнь, что это может быть истолковано как скрытая просьба о помощи мне самому, удержала меня.
И вот, когда я погрузился в размышления по этому поводу, в памяти моей возник человек, к которому я, пожалуй, мог бы обратиться с подобной просьбой.
Это был некий мистер Пайкрофт, владелец граверной мастерской, с которым я когда-то имел дела. Он был уже стар. Случилось так, что в свое время я оказал ему одну услугу. Его возраст, положение, наша прежняя дружба помогли мне преодолеть застенчивость, и обратиться к нему мне было легче, чем к кому- либо другому. Нрав у этого пожилого жизнерадостного толстяка, насколько я мог судить, был такой же приятный, как и его внешность.
Одно лишь обстоятельство в его жизни представляло мистера Пайкрофта в менее благоприятном свете, и воспоминание об этом вначале поколебало мое решение обратиться к нему. До моих ушей дошли слухи о том, что не так давно мистер Пайкрофт очень сурово обошелся со своим старшим сыном, который женился против воли отца, за что и был лишен своей доли в предприятии, после чего ему пришлось самому зарабатывать себе на жизнь. Дело в том, что мистер Пайкрофт лелеял мечту женить старшего сына на дочери человека, с которым у него имелись деловые связи. Старый гравировальщик был рассержен не только тем, что рухнули его планы; еще больше его разгневало то обстоятельство, что выбор сына был неугоден ему по личным соображениям. Но, судя по тому, что я слышал, у меня возникло подозрение, что дошедшие до мистера Пайкрофта сведения о якобы чрезвычайно грубом и своевольном поведении старшего сына умышленно преувеличил его младший сын, который после ухода брата не только завладел львиной долей в предприятии, но сам поспешил жениться на девице, отвергнутой старшим братом. Когда я узнал все подробности этой истории, я не мог не прийти к заключению, что именно младший отпрыск сыграл главную роль в том, чтобы отвратить отца от старшего сына. Как бы то ни было, старый мистер Пайкрофт был сейчас единственным человеком, который мог помочь моим бедным теням, и я решил прибегнуть к его помощи, но не прямо, а окольным путем. Мне пришло в голову, что если я сумею с помощью теней возбудить в нем сочувствие к этим бедным людям, подобно тому, которое испытывал я, то это будет наилучшим способом для достижения цели.
Надо заметить, что я уже не раз обещал мистеру Пайкрофту показать мою коллекцию офортов Рембрандта и решил теперь этим воспользоваться. Итак, под предлогом, что мне нужно справиться об этом вопросе, имеющем касательство к нашим прежним делам, я навестил моего старого знакомого и в ходе беседы пригласил его как-нибудь вечером зайти ко мне, посмотреть мою редкую коллекцию, причем дал ему понять, что за этим приятным занятием мы сможем пропустить по стаканчику бренди. Мистер Пайкрофт явился минута в минуту, и первый час мы провели очень приятно, хотя я и не переставал беспокоиться за исход моего замысла.
Посмотрев офорты, гость за вторым стаканчиком бренди начал расспрашивать меня, как мне живется в этом лабиринте узких улочек и не угнетает ли меня жизнь на задворках.
— Между прочим, мистер Пайкрофт, — сказал я, и тут я должен сознаться в некотором притворстве, потому что говорил таким тоном, словно не придавал этому делу никакого значения, — вы даже не представляете себе, как интересно наблюдать за соседями, что живут на этой косой улочке, которая, по вашему мнению, слишком близко подходит к моим окнам.
— Если бы вы перестали вести такую одинокую жизнь, — возразил мистер Пайкрофт, — у вас бы нашлись развлечения получше, нежели интересоваться жизнью других, совершенно чужих вам людей.
— Вот, например, — начал я, пропуская мимо ушей его замечание, и, отодвинув штору, указал на окно бедной молодой четы, — вот это окно дало мне богатейший материал, вполне пригодный для того, чтобы написать целый рассказ, уверяю вас.
— Как, вот это окно напротив? Уж не хотите ли вы сказать, что считаете возможным заглядывать в чужие окна?
— Я всячески от этого воздерживался, — ответил я, — и наблюдал лишь сквозь опущенную штору, так же как теперь.
— Сквозь опущенную штору? Но как можно увидеть что-нибудь сквозь опущенную штору?
— С помощью теней обитателей этой комнаты.
— Теней? — воскликнул мистер Пайкрофт с явным недоверием в голосе. — Уж не хотите ли вы сказать, будто узнавали, что происходит в комнате, по теням на шторе?
— Во всяком случае, кое-что я смог узнать, — ответил я. — Но этого было довольно, чтобы заинтересоваться судьбой хозяев комнаты.
— Право же, мистер Б., если бы не вы, а кто-нибудь другой рассказал мне нечто подобное, я бы счел это просто немыслимым.
— Не желаете ли убедиться сами? — спросил я. — Надеюсь, вскоре за шторой что-нибудь произойдет, и это дает вам возможность убедиться в правоте моих слов.
— Ну что ж, отнюдь не из недоверия к вам, но, пожалуй, я не прочь, — отвечал мой гость.
Мистер Пайкрофт сидел у окна, но моя настольная лампа давала слишком много света и мешала нашим наблюдениям. Тогда я переставил свой стол в другой конец комнаты, прикрутил фитиль и спустил пониже абажур.
— Покамест, — сказал мистер Пайкрофт, — я ничего не вижу, кроме белой шторы и света за нею.
Сбоку у края занавеси, как обычно, виднелась тень женской головки и, как обычно, падала и поднималась тень руки, но глаз мистера Пайкрофта не был так натренирован, как мой, и мне пришлось показать своему другу на эти тени.
— Теперь, когда вы мне сказали, я и в самом деле вижу, как что-то подскакивает и опускается, — заметил он. — Но без вашей помощи я бы этого ни за что не заметил. Постойте! Теперь тень закрыла всю штору. Что это?
— Вероятно, это тень того же человека. Быть может, он подойдет ближе к окну и будет дальше от света, и тогда вы разглядите.
Спустя минуты две тень появилась снова, на этот раз она была меньше.
— Теперь я вижу ясно, — сказал мой приятель. — Это тень женщины. Я различаю линии талии и юбки.
— А лицо вы видите? — спросил я.
— Да, да! Голова повернута в сторону, словно эта женщина смотрит на что-то. Теперь она исчезла. Вскоре тень появилась снова.
— Что она делает? — спросил мистер Пайкрофт.
— Нет, это вы мне скажите, — предложил я.
— По-моему, она держит в руках какой-то небольшой предмет и встряхивает его.
— А теперь?
— Не разберу. Кажется, она подняла локоть. Теперь подняты обе руки. Нет, никак не могу разобрать.
— А я думаю, она что-то наливает, — сказал я.
— Ну конечно же! — подхватил мой гость, как видно заинтересовавшись не на шутку. — Погодите, — продолжал он после небольшой паузы, взволнованно глядя на меня, — встряхивает, наливает, взбалтывает… «Перед употреблением взбалтывать»… Да ведь это же лекарство!..
— Подозреваю, что это и в самом деле лекарство, — ответил я.
— Значит, там кто-то болен? — спросил мистер Пайкрофт.
— Да, — отвечал я. — Ее муж.
— И об этом вам тоже рассказала тень?
