– Нет, – простодушно сознался Тапиока.
– Я вижу, ты не читаешь газет.
– А что?
– А то, что все они пестрят этим именем. Между прочим, на обороте каждой ты встретишь публикацию о пилюлях против анемии его изобретения…
– Богат он?
– Миллионер.
– А ты его знаешь?
– Никогда не видал.
– Тогда как же ты здесь? В этот час?
Каскариллья улыбнулся, сверкнув двумя рядами белых блестящих зубов.
Тапиока был снова охвачен сомнениями.
– Ты потешаешься надо мной! – заметил он обиженно.
– Бедняга Тапиока! Состарился ты, брат!
Тапиока почувствовал нотку сострадания в голосе Каскарилльи.
– Но тогда, – попытался он восстановить честь своей смекалки, – что значат эти твои разговоры вон с той штукой?
Тапиока указал на телефон.
– Ничего не может быть проще: мой секретарь вызывал меня из Лондона для переговоров.
– Твой секретарь? Из Лондона? Но как же может твой секретарь знать в Лондоне, что ты сейчас здесь?
– Я сегодня ему об этом телеграфировал.
– Браво! – воскликнул Тапиока торжественным тоном, решив, что поймал собеседника на слове. – А как же мог ты знать, что в доме, куда ты, по твоим словам, никогда не входил, есть телефон?
Каскариллья сокрушенно покачал головой.
– Ну, и бестолочь же ты, не в обиду тебе будь сказано! Зная имя хозяина дома, мне стоило заглянуть в любую телефонную книжку, чтобы знать не только что здесь есть телефон, но и номер этого телефона.
Тапиока угрюмо молчал, но сейчас же с упрямством, составляющим отличительную черту существ простых и невежественных, спросил еще раз:
– А что ему нужно, этому секретарю?
– Он уведомил меня, что мой поезд готов.
– Твой поезд?
– Ну, да. Специальный поезд, который я заказал, чтобы быть в Лондоне завтра вечером.
– Ты заказал специальный поезд?
Тапиоке, которому не удалось понять абсолютно ничего из всех этих таинственных ответов, ничего более не оставалось, как повторять машинально фразы Каскарилльи. Тот между тем давал свои ответы с невозмутимым спокойствием, словно не замечая, что они лишь увеличивают путаницу в голове его собеседника.
– Я уже сказал тебе, – продолжал Каскариллья, – что завтра ночью мне обязательно надо быть в Лондоне, а между тем курьерских поездов прямого сообщения до завтрашнего дня нет. Поэтому я и вынужден был заказать поезд, который и ждет меня этой ночью на станции. Буду завтра в полдень в Париже, а к вечеру в Калэ, где сяду на зафрахтованное для меня судно, которое и доставит меня немедленно в Саутгемптон. Но так как до отъезда из Италии мне необходимо сделать важное неотложное дело, то мы и условились с секретарем, что он протелефонирует мне, когда все будет готово согласно моим инструкциям.
Тапиока молчал, погруженный в глубокомысленные расчеты.
– Но ведь все это, – сказал он, глядя на Каскариллью, словно человек, бредящий наяву, – все это должно стоить бешеных денег.
– О! Тысяч двадцать лир…
– И ты бросаешь двадцать тысяч лир на путешествие в двадцать четыре часа?
– Вот именно.
– Зря, значит, ни за что, ни про что?
– «Ни за что, ни про что» не совсем верно сказано… – заметил Каскариллья, и губы его искривились легкой улыбкой, насмешливой и высокомерной в одно и то же время, которая обладала способностью переворачивать вверх дном все незатейливые логические построения наивного Тапиоки.
И он смотрел на Каскариллью, пытаясь прочесть в его лице и фигуре разгадку тайны, которая ему не давалась.
Перед ним стоял элегантный молодой человек, в новеньком с иголочки, шикарном светском костюме. С высокого породистого подъема ноги в лакированном ботинке взгляд Тапиоки перескочил на изящный пробор каштановых волос, опущенных со лба и коротко подстриженных с затылка по последней американской моде;
