– Как?! – вскричал Трэдлс, широко раскрывая глаза, как в прежние времена. – Вы не получили моего последнего письма?
– Письма, в котором сообщалось бы о какой-то церемонии, я не получал.
– Да что вы, дорогой Копперфилд?! – Тут Трэдлс запустил пальцы в свою шевелюру, чтобы пригладить ее, а потом опустил руки на колени. – Я женился!
– Женился?! – радостно воскликнул я.
– Клянусь богом! Обвенчан его преподобием Хоресом… с Софи… из Девоншира. Да она вот тут, у окна, за гардиной! Посмотрите!
В этот самый момент, к моему изумлению, вышла из своего убежища, смеясь и краснея, самая чудесная девушка на свете. Мне кажется, никому еще не приходилось видеть такую веселую, обаятельную, милую и счастливую молодую жену, о чем я тут же, не сходя с места, и заявил. На правах старого знакомого я поцеловал ее и от всего сердца пожелал им счастья.
– О господи! Какой это замечательный брак! Как вы страшно загорели, Копперфилд! Боже мой, как я счастлив! – воскликнул Трэдлс.
– И я тоже! – вставил я.
– И также я! – смеясь и краснея, сказала Софи.
– Мы все ужасно счастливы! – заключил Трэдлс. – Даже девушки и те счастливы. Боже мой, я и забыл про них!
– Забыл? – переспросил я.
– Ну, да! За6ыл про них. Про сестер Софи. Они у нас живут. Приехали поглядеть Лондон. Дело в том… Это вы упали на лестнице, Копперфилд?
– Я! – признался я, смеясь.
– Так вот… Когда вы упали на лестнице, я дурачился с девушками… Мы играли в… прятки. Но это не полагается делать в Вестминстер-Холле, [42] надо соблюдать приличия перед клиентом, и они, знаете ли, поскорей убрались… Теперь они… я уверен, они нас подслушивают, – заключил Трэдлс, поглядывая на дверь в соседнюю комнату.
– Очень сожалею, что оказался виновником такого переполоха, – снова засмеялся я.
– Если бы вы видели, как они унеслись и как прибежали назад, чтобы собрать выпавшие из волос гребни, когда вы постучали, и как потом опять умчались галопом, – честное слово, вы бы этого не сказали! – заявил Трэдлс, и в тоне его было восхищение. – Любовь моя! Ты их позовешь?
Софи исчезла, и мы слышали, как в соседней комнате ее встретили взрывом хохота.
– Настоящая музыка, не правда ли, дорогой Копперфилд? – спросил Трэдлс. – Как приятно ее слушать! Очень, знаете ли, оживляет эти старинные комнаты. Для злополучного холостяка, который всю жизнь прожил один, это прямо наслаждение. Прямо наслаждение! Бедняжки! Они так много потеряли с уходом от них Софи – о, какое это бесценное существо! – что я вне себя от радости, когда вижу их в таком расположении духа. Общество молодых девушек, знаете ли, Копперфилд, – замечательная вещь. Оно не совсем согласуется с моей профессией, но все же это замечательная вещь.
На этих словах он слегка запнулся, и я понял, что он, по своей доброте, боится причинить мне боль; я поспешил с ним согласиться, и моя искренность привела его в восхищение.
– Но, знаете ли, дорогой Копперфилд, если говорить правду, наше домашнее устройство отнюдь не соответствует моей профессии, – сказал Трэдлс. – Начать с того, что Софи проживает здесь. У нас нет другого жилья. Мы пустились в шлюпке в открытое море и готовы претерпеть любые лишения. Вы не можете себе представить, какая чудесная хозяйка Софи! Как она разместила всех девушек! Я даже сам не понимаю.
– А сколько их живет с вами? – спросил я.
– Старшая – та самая красавица, – доверительно, шепотом сообщил Трэдлс. – Ее зовут Кэрелайн. А также Сара – вы помните, я вам как-то говорил, что у нее не совсем благополучно с позвоночником? Но теперь ей несравненно лучше. И две младших, которых Софи обучает. И еще Луиза.
– Да что вы! – воскликнул я.
– Да, да… – подтвердил Трэдлс. – У нас, знаете ли, квартира из трех комнат, но Софи так чудесно все устроила, что сестры спят со всеми удобствами. Трое в этой комнате. А двое – в той.
Я окинул глазами комнату, чтобы установить, где же помещаются миссис и мистер Трэдлс. Трэдлс меня понял.
– Я уже говорил, что мы готовы перенести любые лишения, и, знаете ли, всю эту неделю мы стелили постель вот здесь, на полу. Но на чердаке есть маленькая комнатка – ах, какая чудесная! Вот вы увидите! Софи сделала мне сюрприз и сама ее оклеила, и теперь это наша комната. Там прекрасно можно жить, правда немного на цыганский манер, но зато какой оттуда вид!
– Значит, вы в конце концов женились, милый Трэдлс, – сказал я. – Как я за вас рад!
– Благодарю, дорогой Копперфилд. От всей души! – Тут мы с Трэдлсом снова пожали друг другу руки. – Да, я так счастлив, как только возможно. Вот ваш старый знакомец, – Трэдлс с торжеством кивнул в сторону цветочного горшка, стоявшего на подставке. – А вот столик с мраморной доской. Остальная мебель у нас, как вы видите, простая и удобная. Что касается столового серебра, то пока у нас есть чайная ложечка.
– Ну, за этим дело не станет! – весело сказал я.
– Вот именно! – подтвердил Трэдлс. – За этим дело не станет. Разумеется, у нас есть чайные ложечки, потому что надо же чем-нибудь размешивать чай… Но они из британского металла.
– Серебро только ярче заблестит, когда оно появится, – сказал я.
– Мы то же самое говорим! – воскликнул Трэдлс. – Знаете ли, дорогой мой Копперфилд, – тут Трэдлс снова понизил голос, – когда я выступил по иску об изъятии собственности в деле Джайпс versus Вигзелла – а это выступление сослужило мне большую службу, – я отправился в Девоншир и имел серьезный разговор с его преподобием Хоресом. Я напирал на тот факт, что мы с Софи… ох! уверяю вас, Копперфилд, это самая чудесная девушка на свете…
– Нисколько не сомневаюсь! – подтвердил я.
– О да! – отозвался Трэдлс. – Но, мне кажется, я отвлекся в сторону… Я упомянул о его преподобии Хоресе?
– Вы сказали, что напирали на тот факт…
– Правильно! Напирал на тот факт, что мы с Софи помолвлены уже очень давно и что Софи, с разрешения родителей, готова выйти замуж… – тут открытое лицо Трэдлса озарилось знакомой чистосердечной улыбкой, – за меня, каков я есть… короче говоря… с ложечками из британского металла. Превосходно! 3атем я попросил его преподобие Хореса, – какой это замечательный пастырь, дорогой Копперфилд, ему бы быть епископом или по крайней мере не жить в такой нужде! – попросил согласиться на наш брак, если я заработаю за год двести пятьдесят фунтов и смогу рассчитывать на такую же сумму в следующем году, а может быть, и на большую, а также если я смогу скромно обмеблировать квартирку вроде вот этой… Я взял на себя смелость сказать, что мы терпеливо ждали много лет и что такие любящие родители не должны препятствовать ей устроить свою жизнь только потому, что она крайне им нужна дома. Вы меня понимаете?
– Конечно, не должны! – сказал я.
– Очень рад, что вы так думаете, Копперфилд, потому что, мне кажется, в подобных случаях, – я не хочу ни в чем порицать его преподобие Хореса! – родители, братья и прочие родственники бывают иногда слишком эгоистичны. Превосходно! Я сказал также, что от всей души хочу быть полезным его семейству и, если я пробью себе дорогу, а с ним что-нибудь случится… Я имею в виду его преподобие Хореса…
– Понимаю, – сказал я.
– …или с миссис Крулер… то я с радостью заменю родителей его дочерям. Он отвечал в самых лестных для меня выражениях и обещал испросить согласие миссис Крулер. Но с ней им пришлось повозиться!.. Это перебросилось у нее с ног на грудь, а затем и на голову…
– А что перебросилось? – спросил я.
– Огорчение! – ответил с серьезным видом Трэдлс. – Вообще все чувства. Я уже как-то говорил, что она превосходнейшая женщина, но не может двигать ни руками, ни ногами. Любое волнение бросается ей на ноги. Но на этот раз оно бросилось и на грудь и на голову и, короче говоря, потрясло весь ее организм самым ужасным образом. Однако благодаря тщательному уходу они со всем этим справились, и вчера
