— Вы ничем не можете подтвердить свою галиматью. Так почему же я должен верить вам на слово.
— Вещественные улики зачастую только уводят в сторону, а вовсе не подтверждают истину. Ну, хорошо, а что ты скажешь на это? В пятницу, двадцать четвертого марта тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, около семи вечера, ты неожиданно вернулся домой. Изабель показалось, что ты какой-то странный. И все потому, что она впервые столкнулась с Текстором Текселем. Это был ты и в то же время не ты. Обычно ты нравишься женщинам, а я — нет. Но в тот день ты почему-то не понравился Изабель. Ты молча смотрел на нее моими глазами сексуально озабоченного подонка. Ты крепко обнял ее, но она с отвращением оттолкнула тебя. Ты снова попытался обнять ее. Но она снова отстранилась от тебя и, чтобы подчеркнуть свой отказ, села на диван и отвернулась в сторону. Тебя возмутило, что она не желает иметь дело с Текстором Текселем. Ты отправился на кухню и взял самый большой нож. Ты подошел к ней, но она не заподозрила дурного. И ты несколько раз вонзил нож в ее тело. Никто из вас не произнес ни слова.
Молчание.
— Но я ничего не помню, — упрямо произнес Жером.
— Ну и что? Зато я помню.
— Перед этим вы излагали совершенно иную версию. А когда я услышу третью или четвертую версию этого убийства?
— Я тебе рассказал версию Текстора Текселя, которая не противоречит версии Жерома Ангюста. В тот день жена с отвращением оттолкнула тебя, потому что распознала в тебе чудовище, которое во сне с наслаждением насилует женщин. По твоей версии все произошло молча, без слов, а по моей — у Текстора Текселя состоялся мысленный диалог с Изабель. В своей версии я ссылался на Адама и Еву, и это было вполне уместно, потому что в Библии также существуют две версии этой истории. Там знаменитая история грехопадения рассказывается дважды. Можно подумать, что рассказчику эта история доставляла большое удовольствие.
— А мне — нет.
— Тем хуже для тебя. Зарезав жену, ты прихватил с собой нож и возвратился в свою контору. Там ты успокоился и снова стал Жеромом Ангюстом. Все вернулось на свои места. И ты был вполне счастлив и доволен.
— Это был последний раз в жизни, когда я был счастлив и доволен.
— Спустя час, около восьми вечера, ты вернулся домой, в радостном предвкушении уик-энда.
— Я открыл дверь и увидел страшную картину.
— Которую ты — как автор — уже видел.
— Я закричал от ужаса и отчаяния. Прибежали соседи. Они вызвали полицию. Когда меня допрашивали, я был совершенно не в себе. Убийцу так и не нашли.
— Я же тебе говорил, что ты совершил идеальное преступление!
— Да, самое отвратительное преступление.
— Не очень-то зазнавайся. Этот белый воротничок только что узнал, что прирезал собственную жену, а потому сразу же вообразил себя отпетым негодяем и заболел манией величия. Не забывай, что ты всего-навсего любитель.
— Не знаю, кто вы: я или нет, но я вас ненавижу!
— Хочешь еще доказательство? Доставай мобильник и звони своей секретарше.
— Зачем?
— Делай, что тебе говорят.
— Но я хочу знать, зачем!
— Если будешь спорить, я сам ей позвоню.
Ангюст достает мобильный телефон и набирает номер.
— Катрин? Это Жером. Извините, что беспокою вас.
— Попроси ее открыть последний ящик твоего стола, с левой стороны, и пусть она заглянет под бумаги.
— Можно вас попросить о небольшой услуге? Откройте последний ящик моего стола, с левой стороны, и загляните под бумаги. Спасибо. Я буду ждать у телефона.
— Как ты думаешь, что она там найдет, твоя милая Катрин?
— Понятия не имею. Я не открывал этот ящик уже… Алло, да-да, Катрин. Что? Спасибо. Я давно потерял его. Извините за беспокойство. До скорого.
Ангюст отключил телефон. Лицо его покрыла смертельная бледность.
— Ну вот видишь, — улыбнулся Текстор. — Она нашла нож. Он десять лет пролежал в этом ящике. Браво, ты вел себя безупречно. Твой голос ни разу не дрогнул. Катрин ничего не заподозрила.
— Это ничего не доказывает. Вы его сами туда подбросили!
— Ну конечно, я. Кто же еще!
— А, вы сознаетесь!
— Я уже давно сознался.
— Вы улучили момент, когда Катрин не было на месте, пробрались в мой кабинет и подложили его в стол…
— Послушай! Ведь я — это ты. Зачем же мне тайком пробираться в твой кабинет?
Ангюст закрыл голову руками.
— Если вы — это я, почему же я тогда ничего не помню?
— А тебе и не нужно помнить. Достаточно, что я за тебя все помню.
— Я совершил только это преступление?
— А тебе этого мало?
— Я не хочу, чтобы вы от меня что-то скрывали.
— Успокойся. Ты любил только одного человека — Изабель. И убил только ее. Ты впервые увидел ее на кладбище и все сделал, чтобы она уже никогда не покидала места вашей первой встречи.
— Никак не могу поверить! Я так любил Изабель!
— Я знаю. Я тоже любил ее до безумия. Но если ты мне по-прежнему не веришь, есть безошибочный способ проверить правдивость моих слов.
— Что?
— Не понимаешь?
— Нет.
— Но ведь я тебя уже просил об этом.
— Убить вас?
— Если ты убьешь меня, а сам останешься жив, значит, ты не убивал свою жену.
— Но буду виновен в вашем убийстве.
— Придется пойти на риск.
— В этом случае я буду рисковать своей жизнью.
— Конечно, а чем же еще? Когда идут на риск, то всегда рискуют жизнью. Только жизнью, и ничем больше. А кто не рискует, тот и не живет.
— А если я погибну?
— Но ведь ты в любом случае погибнешь.
— Вы не понимаете. Если я убью вас и вы не я, то остаток своих дней я проведу в тюрьме!
— А если ты не убьешь меня, то тебе гарантирована еще более страшная тюрьма, потому до конца своих дней ты будешь мучиться вопросом: убил ты свою жену или нет?
— Но я буду на свободе.
Текстор расхохотался.
— На свободе? Ты, на свободе? И ты это называешь свободой? Твоя жизнь разбита, работа осточертела — и это, по-твоему, свобода? А ты знаешь, что тебя ждут бессонные ночи, во время которых ты будешь без конца изгонять из себя затаившегося в тебе преступника? И это называется свобода?
— Какой кошмар! — произнес Ангюст, качая головой.
— Да, кошмар, но у тебя есть выход. Один-единственный, но самый надежный выход.
— Я так и не понял, кто вы на самом деле, но вы загнали меня в тупик.
— Ты сам себя в него загнал, старина.
— Избавьте меня от своей гнусной фамильярности!
— Господин Жером Ангюст слишком большая шишка, чтобы к нему обращались на «ты»?
— Вы разрушили мне всю жизнь. Неужели вам этого мало?
— Странная манера обвинять других в том, что им разрушили жизнь. Хотя сами они с успехом разрушают ее без всякой по сторонней помощи.
— Замолчите!
— Не любишь, когда тебе говорят правду? Но ведь ты знаешь, что я прав. И знаешь, что убил свою жену. Ты это чувствуешь.
— Ничего я не чувствую!
— Если бы тебя не мучили сомнения, ты бы так не страдал.
Тексель смеется.
— Вам смешно?
— Если бы ты видел себя со стороны! Жалкое зрелище!
Ангюста захлестнула ненависть. Мощная волна ярости заставила его вскочить с места и ринуться на своего врага. Схватив его за отвороты пиджака, он крикнул:
— Вам все еще смешно?
