посетит ее снова.
Однако на следующий день ей пришлось смириться с очевидностью: новенький не удостоил ее ни единым взглядом. Тщетно она устремляла на него свои великолепные глаза – он ничего не замечал.
«Не будь у него рубца, он был бы всего лишь красив. Но с этим шрамом он просто великолепен», – твердила она себе.
Плектруда и не подозревала, что ее влечение к этой боевой отметине далеко не случайно. Она считала себя родной дочерью Клеманс и Дени, и подлинные обстоятельства ее рождения были ей неизвестны. Не знала она и о чудовищной драме, разыгравшейся при ее появлении на свет.
И все-таки в темном уголке ее сознания, должно быть, остался сгусток этой трагедии, недаром чувство, которое она испытывала при взгляде на шрам мальчика, отзывалось внутри глухой болью, глубокой, как память рода.
Одно утешение: не интересуясь ею, он не интересовался и никем другим. Матье Саладен всегда был настроен ровно и невозмутимо, его мимика была скупой, лицо не выражало ничего, кроме равнодушной вежливости, обращенной ко всем без исключения. Он был высокого роста, очень худой и довольно хрупкого сложения. В глазах читалась мудрость много страдавшего человека.
Когда его о чем-нибудь спрашивали, он какое-то время размышлял и всегда отвечал в высшей степени разумно. Плектруде еще не приходилось видеть такого рассудительного мальчика.
Он не проявлял особых дарований, хотя и не отставал ни по одному предмету. Учился средне, не привлекая к себе внимания.
Маленькая танцовщица, которая годами была круглой двоечницей, восхищалась этим. Хорошо еще, что она пользовалась симпатией и некоторым уважением у одноклассников, иначе ей было бы гораздо труднее выносить реакцию на ее ответы.
– Откуда вы взяли эту чушь? – удивлялись ошарашенные преподаватели, слушая, что она несет.
Плектруда могла бы сказать им, что поступает так не нарочно. Но она чувствовала, что этим только осложнит дело. Уж если она вызывает хохот у всего класса, пусть лучше думают, что это намеренно.
Учителям казалось, что ей нравится потешать окружающих. А все было как раз наоборот. Когда ее околесица вызывала общее веселье, ей хотелось провалиться сквозь землю.
Вот один пример из многих: в школе изучали исторические памятники Парижа; Плектруду спросили, что находится рядом с Лувром. Следовало ответить: «Триумфальная арка Каррузель»; девочка же объявила:
– Триумфальная карусель.
Класс встретил ее слова аплодисментами, с восторгом публики, приветствующей любимого комика.
Плектруда ужасно растерялась. Она обратила взгляд на Матье Саладена: тот смеялся от души и совсем не зло. Плектруда вздохнула – облегченно и разочарованно: облегченно, потому что могло быть и хуже, разочарованно, ибо мечтала произвести совсем другое впечатление.
«Если бы он увидел, как я танцую!» – думала она.
Увы, раскрыть перед ним свой талант было невозможно. Ведь не подойдешь же к нему первой и не объявишь с места в карьер: я, мол, лучшая танцовщица в балетной школе, будущая звезда!
В довершение несчастья новичок водил дружбу с одним только Дидье. А на этого паскудника нечего было и рассчитывать: плевать он хотел па Плектруду и на балет, его интересовали только порножурналы, футбол, сигареты да Матье Саладен отреагировал не то чтобы зло, он просто расхохотался. «Нет, эта девчонка и вправду умора!» – подумал он.
Плектруда могла бы извлечь пользу даже из этого смеха. Но, на свою беду, она расценила его как оскорбление. Круто повернувшись, она ретировалась. «Никогда в жизни больше не заговорю с ним!» – решила она.
И начался период полнейшего упадка. Школьные неуспехи из просто скверных превратились в катастрофические. Даже репутация гения, сеявшая панику среди учителей, больше не спасала от позора.
Плектруда сжигала за собой мосты: казалось, она откровенно стремится к исключению из школы. С веселым отчаянием она шла напролом, устанавливая рекорды неуспеваемости.
Она несла дикую чушь – не для того, чтобы позлить учителей, просто перестала сдерживать себя. Будь что будет, теперь ей все равно; пускай ее считают тупицей и лентяйкой, отныне она станет говорить лишь то, что подсказывают ей тупость и лень. Она вовсе не стремилась привлекать к себе внимание (хотя, если честно, оно ее радовало), ей хотелось, чтобы ее изгнали, отвергли, выбросили из общества сверстников как инородное тело, да она таким и была.
Одноклассники, разинув рты от восхищения, слушали ее чудовищные ответы – по географии: «Нил берет начало в Средиземном море и никуда не впадает»; по геометрии: «Прямой угол кипит при девяноста градусах»; по грамматике: «Причастие прошедшего времени согласуется с женщинами, если среди них нет мужчин»; по истории: «Людовик XIV стал протестантом, когда женился на Эдите Нантской»; по биологии: «Кошка обладает брачным нюхом и ночным слухом».
Нужно сказать, что девочка разделяла восхищение окружающих. И в самом деле: изрекая всю эту чепуху, она не уставала дивиться бесконечному богатству своего воображения, позволявшего изобретать подобные сюрреалистические перлы.
Что касается других учеников, то они были убеждены, что поведение Плектруды – чистая провокация. Всякий раз, как ее вызывали к доске, одноклассники внимали ей, затаив дыхание и восторгаясь великолепной уверенностью, с какой она отрабатывала свои номера. Они полагали, что она поставила себе целью насмеяться над школьным образованием, и восхищались ее храбростью.
Вскоре ее слава перешагнула пределы класса. На переменах вся школа сбегалась к дверям пятого, желая узнать, «что еще отмочила Плектруда». Ее подвиги у доски передавались из уст в уста, как героический эпос.
И все в один голос твердили:
