едва сумел опередить противника и, шумно хлопая крыльями, взлетел над поляной. В пасти Твари осталось черное перо. Ворон недовольно каркнул и спикировал с ветки, пролетел над замершим рыжим зверем, описал круг, набирая высоту.
Тварь не глядела на птицу, которая уже не могла послужить пищей. Ворон летел слишком высоко, чтобы его можно было достать в прыжке, а бессмысленные вещи Твари были неинтересны. Она привстала, склонила уродливую голову, на которой поблескивали бусинками крысиные глазки. Шея напряглась, Тварь приоткрыла пасть, судорожно передернулась… По шее пробегали волны, потом Тварь стала блевать — она отрыгивала красные ошметки, клочья серой шкуры, мелкие косточки — все, что осталось от крысенка, чей мозг продолжал служить ей по-прежнему. Остатки крысиного тела в глотке мешали дышать, их пришлось отрыгнуть, но они все еще могли пригодиться — в качестве пищи. Тварь подобрала то, что вывалилось из пасти, и стала медленно жевать. Она не спешила, потому что ей требовалось время, чтобы восстановить координацию движений.
Глава 8
Пока шагали к свалке, сталкеры в основном помалкивали. Курбан пару раз указал младшему приятелю на аномалии, дал кое-какие пояснения. Слепой догадывался, что Эфиоп слушает эти лекции не в первый раз. Блондин не спорил, не перебивал, но лицо у него было такое сонное и кивал он так уныло, что сделалось ясно — лекции надоели. Может, Курбан нарочно показывал Слепому, что натаскивает молодого, обучает зональным премудростям? А зачем? Демонстрирует случайному попутчику, какой он правильный сталкер, с понятием? Ну и Зона с ним, каждый самоутверждается как умеет. Или он надеется, что Слепой его похвалит, когда станет трепаться с Корейцем? Слепой и так видел, что Курбан — опытный бродяга, но распространяться об этом не собирался. Наконец вышли на шоссе с ржавеющими остовами грузовиков, среди которых выделялась БМП. Обогнули брошенную технику, и открылся вид на обнесенный колючей проволокой лагерь. Слепой присвистнул — в самом деле кое-что изменилось! Несколько грузовиков и автобусов исчезли, на месте, где он привык видеть старые железяки, черенели неглубокие воронки. Грунт в них спекся и местами маслянисто поблескивал, как стекло, — это было заметно дадаже издали.
Вокруг воронок брошенные автобусы и грузовики пострадали: борта, обращенные к черным ямам, выгнулись, были сплющены и смяты, деревянные кузова обгорели. Старая пожарная машина, краска на которой за годы выцвела и приобрела розовый оттенок, оказалась заброшена взрывом на вертолет, замерший посреди лагеря, а хвост вертолета исчез, листы обшивки загнулись и оплавились. Среди обломков бродили сталкеры, у некоторых комбинезоны были покрыты копотью. Хотя пожар гасили давно, никому не пришло в голову очистить снаряжение. А может, попросту не до того было? Люди разгребали завалы, переворачивали обломки, иногда что-то подбирали. Двигались они медленно, как-то расслабленно, что ли, вид у них был потерянный. Слепой несколько минут оценивал масштабы разрушений, потом зашагал к лагерю. Спутники шли следом, они попали на кладбище техники впервые, для них изменения были не так очевидны, но свежие воронки, оплавленный грунт и разодранный металл, который не успел потускнеть и покрыться патиной, — все это достаточно красноречиво говорило о недавнем погроме. Слепой шел вдоль рядов автомобилей, кивал знакомым, расспрашивал, где можно найти Корейца. Ему указывали то в одну сторону, то в другую, но сталкерский лагерь был невелик, и вскоре Кореец нашелся. Хотя он и напускал на себя уверенный вид, Слепой заметил, что приятель крепко раздосадован. Они обменялись рукопожатием, Слепой назвал спутников.
— Мы гостям всегда рады, — кивнул Кореец, — только нынче, сами видите, нелады у нас. Хорошо еще, вояки не стали прочесывать кладбище, обстреляли и дальше двинули.
— Понятное дело, — кивнул Курбан. — Здесь местечко для засады подходящее, миротворцы не захотели рисковать, вызвали вертолеты. А сами в сторонке выжидали.
— Соображаешь, — одобрил Кореец.
— Опыт имеется.
— Значит, приживешься. Пацан при тебе?
— Обучаю помаленьку.
— Ну что ж, устраивайтесь, как сумеете… Идем, Слепой, расскажешь, как жизнь. Я слыхал, что ты после той истории в «Снежинке» завязать решил?
Курбан с Эфиопом побрели смотреть лагерь, а Кореец со Слепым выбрали укромный закуток в тени под грудой искореженного металла — теперь трудно было разобрать, что здесь ржавело до налета миротворцев, но Слепой смутно припоминал, что вроде автобус.
— Нет, брат, «Снежинка» — это ерунда, по сравнению с тем, что дальше было[4].
— Слыхал. Шум тогда вышел знатный… только никто толком не знал, что там к чему. Вроде «долговцы» свою операцию проводили, схлестнулись с «Монолитом», а? Так, что ли?
— Не совсем… — покачал головой Слепой. — История там запутанная. Ты слышал о Полковнике?
— А-а-а… этот…
— Вот именно. Нет, не понимаю, у него же с армейским начальством договор. Почему его людей миротворцы тоже накрыли? Это не миротворцы. Вообще не военные. То ли СБУ, то ли еще кто, я сам толком не знаю. А нынешняя операция — тоже? Да не знаю я. Нынешняя вроде нет… эту армейцы проводят. А что у вас здесь вышло? Я твои рассылки видел. Какая-то заваруха намечалась? Долго объяснять… Окопалась рядом банда. Трусливые сволочи, как и вся их братия. Я бы давно их вышиб, но здешних мужиков на серьезное дело поднять сам знаешь, непросто.
— Я знаю.
— Ну вот… А тут выследили их, банда куда-то к северу намылилась. Мы за ними — догнали, прижали на холме. Им уже и уйти некуда, за холмом радиоактивные поля… Но тут начался обстрел, на наш шум прилетели вертолеты, всем досталось, и нам, и бандюкам, вместе оттуда ноги делали. Когда ракетами по тебе садят, приходится о разборках забывать… — Кореец ухмыльнулся, припоминая, как бежал дом с мародером, который минутой прежде разрядил в него дробовик. — В общем, получилось как в том анекдоте: пришел лесник и выгнал нас из леса. Мы сюда, а здесь тоже жарко. Пришлось в холмы уходить, облучаться там, пока армейцы лагерь громили.
— А что «долговцы»? Их тоже обстреливали?
— Нет, они свой пост сняли. Я думаю, им заранее дали знать, что начнется операция. А самое паскудство в том, что и бандюки об операции знали! Я уже после сообразил — они на север от миротворцев драпали! Вот что меня бесит! Бандиты знали, сволочь, понимаешь, последняя — а и ту нашлось кому предупредить! Одни мы, как слепые, носом тычемся…
— Как слепые, говоришь? А я и есть Слепой. — Сталкер невесело усмехнулся.
— Тебе все шутки. Ладно, а сюда с чем? Снова сталкерить будешь?
— Посмотрим. Извини, всего рассказать не могу, но какое-то время покручусь здесь. Потом в «Сундук» свалю, там посижу… не знаю сколько. Может, с неделю или чуть больше. А там будет видно.
— Ну, значит, еще поговорим! Ты вечером меня найдиЗа встречу, за удачу выпьем. Не откажешься?
— За удачу? — Слепой изобразил удивление. — Когда это я за удачу выпить отказывался? Это святое.
— Ну, тогда до вечера. Разыщешь меня, лады? Кореец отправился раздавать распоряжения. Хотя в лагере сталкеры жили не постоянно — кто-то уходил, появлялись новички, — но кое-какой костяк старожилов оставался. Эти привыкли подчиняться Корейцу, а глядя на них, и вновь прибывшие признавали его главенство. Слепого мало интересовали местные проблемы, ему нужно было определиться, где устроить тайник — местечко должно было оказаться таким, чтобы там не шастали толпами, но при этом не слишком опасное, поскольку идти туда в одиночку. Поэтому он присматривался, слушал разговоры, замечал, кто куда ходит за хабаром, что рассказывают об обстановке в округе. По всему выходило, что территорию к северо- востоку от Свалки все крепче подминает «Долг»; должно быть, группировка хочет контролировать проход к Темной долине, где у них давно постоянный пост. Северное направление тоже не внушало оптимизма, там
