Расположен город очень удачно, на перекрестке торговых путей, его пересекает судоходная река. С севера и юга купцы везут в Мерген товары, здешние графы всегда жили в роскоши, однако непрерывно растущее богатство лишь распаляло алчность Оспера. Воистину, avaritia nequa copia, nequa inopia minuitur.[82] Нынче городом правит епископ. Теперь его величество не решился вручить власть над доходным феодом светскому владыке. Внешне никаких отличий не видно, разве что несколько больше на улицах священников, но этой братии всегда было много в Мергене.
Ридрих медленно шагал по городу, приглядываясь к изменениям, его путь лежал в центр, где расположены дома богачей.
Вот и знакомое здание. Зеленого щита больше нет, его отломали и, судя по всему, давно — скол замазан краской, не вполне подходящей по тону к той, которою выкрашен фасад, но пятно не слишком выделяется. Со временем старая и новая краски почти слились, приобрели сходный сероватый оттенок… Странник пошел вдоль строения, поглядывая на окна. Стекла, выбитые после штурма, снова вставили, да получше прежних — прозрачные, дорогие. Сквозь них видны красивые шторы. Здесь снова живет важная особа, к таким не подступишься с вопросами о прежних хозяевах отеля. Да и вряд ли почтенный господин изволит знать, куда выгнали проклятых лигистов, занимавших дом прежде. Вот если бы кто-то из челяди подвернулся… хотя у важных особ и челядь бывает под стать — чванливая, заносчивая.
К счастью, из двухэтажного домика напротив вперевалку вышла толстая бабенка. Ридриху понравились ее круглые румяные щеки и добрый взгляд, соседка выглядела добродушной и болтливой. Постукивая посохом, Эрлайл двинулся к ней, вежливо окликнул — не знает ли добрая госпожа, что сталось с жившей здесь семьей? Тетка в самом деле оказалась болтушкой. Она поведала Ридриху не только о вдове рыцаря, проживавшего в доме под зеленым щитом, но заодно рассказала все городские новости. Пришелец слушал, не перебивая, терпеливо кивал и поддакивал. Внимание — единственная благодарность, которую он мог предложить добродушной горожанке, да той ничего иного и не требовалось… Наконец толстуха выговорилась и тут только догадалась спросить, кем приходится странник прежним жильцам и для какой надобности разыскивает их. Ридрих соврал, что лет шесть назад, еще до войны, бывал в Мергене и имел дело с зеленым рыцарем, а теперь вот снова в городе и решил узнать, не требуются ли слуги доброму и щедрому господину… а тут вот такое…
— Как же шесть лет назад? — тут же удивилась соседка. — Господин с супругой вселились как раз за год до войны…
— Значит, я перепутал, не шесть лет, а… четыре с половиной, — равнодушным тоном поправился Ридрих, ругая себя за оплошность.
Но добрая тетка не заподозрила обмана и снова принялась объяснять, где можно отыскать вдову зеленого рыцаря. Да только слуги ей теперь не по карману, печально заключила толстуха. Ридрих поблагодарил ее и удалился.
Вокруг шумела пестрая толпа, Мерген торговал, обменивал, ткал, ковал, тачал, шил и отпускал грехи… Здесь все были при деле.
Ридрих вышел к городскому рынку и остановился. Сновали хозяйки с кошелками, полными снеди, крикливыми стайками носилась детвора. Грохоча окованными ободами колес по булыжнику, катились телеги. Здесь кипит жизнь, здесь звенят монеты, здесь последний нищий не умрет с голоду, всегда найдется сердобольный прохожий, готовый швырнуть грош в подставленную шляпу.
Ридрих расслышал — сквозь гомон толпы и стук колес пробивается печальная мелодия. Он побрел, оглядываясь в поисках музыканта, перешел дорогу и увидел
Ридриху показалось, что тень, которую отбрасывает лютнистка, удлиняется и шевелится внизу. Странная тень… Бродяга шагнул в сторону, чтобы заглянуть сбоку.
У ног женщины копошилась одетая в лохмотья босая девочка трех или четырех лет. Рядом стояла кружка с несколькими медяками. Лицо лютнистки по-прежнему было скрыто растрепанными волосами, но сомнений не осталось — это она.
Девочка, играя, бросила в кружку камешек, кружка звякнула, женщина, всхлипнув, ударила малышку по затылку, ребенок заревел. Мать, бережно отстранив лютню, прижала дочь к животу, поцеловала пушистую макушку и принялась утешать. И вот уже они заплакали вместе. Ридрих, стоя в стороне, наблюдал. Он боялся ошибиться и боялся не ошибиться. Глядя на девочку, снова и снова подсчитывал месяцы: да, вполне вероятно, что девочка — его дочь или дочь Отфрида. Барон рыжий, у Ридриха волосы каштановые. Девочка же пошла в мать — брюнетка… Так не определишь.
Выждав несколько минут, чтобы дитя утешилось, Ридрих направился к лютнистке. Та уже начала наигрывать новую мелодию. В кружку полетела серебряная марка, женщина подняла глаза, огромные, черные. Ее лицо оказалось неестественно бледным, щеки впали, губы потрескались. Похоже, она тяжело больна. Ридрих разглядел, что пальцы лютнистки тонкие и грязные, ногти красивые, но она за ними не ухаживает. Зато лютня — чистенькая, блестит лаком, будто новая. Об инструменте хозяйка заботится.
— Если б малышка танцевала, тебе давали бы больше, — заметил Ридрих. Нужно с чего-то начать разговор.
— Ты? — Голос у женщины все тот же — тонкий, звонкий, но теперь звучит, как надтреснутый колокольчик. — Помню. В тот день.
— Да… — Ридрих опустил глаза. — Иначе барон Игмор убил бы тебя.
— Я знаю. Но, может, так было бы лучше? — Женщина тоже уставилась в сторону, пальцы замерли, не доведя мелодии до конца. Лютню она держала очень бережно — такую чистенькую. Инструмент странно выделялся рядом с обтрепанными лохмотьями вдовы и ребенка. — Лучше для всех. Почему ты здесь?
— Я хотел его убить. Не вышло.
— Его нельзя убить.
— Почему?
— На нем ведь медальон? Маска демона с красными глазами?
— Откуда ты знаешь?
— Зигунд два месяца был комендантом в Игморе, он привез книги из замковой библиотеки.
— Зигунд — твой муж? Зеленый рыцарь? Он убил старого барона Фэдмара.
— Я знаю. Если хочешь, идем с нами, я живу за рынком. Прочтешь сам о проклятии Игморов. Ты умеешь читать? Книги до сих пор у меня.
— Ты хранишь книги?
Женщина пожала плечами:
— Это был последний подарок Зигунда.
— Habent sua fata libelli…[83] А лютня?
— Его первый подарок…
Женщина назвалась Ианной. Когда Ридрих произнес собственное имя, рассеянно кивнула. Потом нагнулась, закашлялась, отворачиваясь и заслоняя рот рукавом, сгребла монеты из кружки и поднялась:
— Идем!
Было похоже, что ее не слишком интересуют житейские мелочи. Раз Ридрих дал марку, на сегодня «работа» окончена, марки хватит надолго. Ианна отряхнула подол, девочка (пока шел разговор, она сидела и пристально разглядывала незнакомца) встала. Путь лежал через рыночную площадь. Первой шагала Ианна, она бережно прижимала к себе инструмент и разглядывала овощи, изредка останавливалась, спрашивала цену. Ридрих держался позади, постукивая посохом, а девочка (ее звали Лассой) семенила, вцепившись в мамину юбку, и поминутно оглядывалась на чужого дядю. Ридрих с трудом выдерживал взгляд малышки, ее глаза казались глубокими, будто два черных омута. Ласса не улыбалась.
Ридрих заметил, что Ианна выбирает продукты подешевле, и осторожно положил тяжелую ладонь ей
