— Заканчиваем, мой лорд, — торопливо пояснил один вассал, оторвавшись от узла.
Лорд кивнул, прошел мимо тружеников и опустил корзину. Склонившись над ней, зашептал:
— Запомни меня, запомни все. Я не знаю, что будет, грядущее в тумане. Я верю в судьбу. А ты запомни. Я бы отправил с тобой меч, но он слишком тяжел. К тому же, если Крыла Ночи не отыщут здесь, то продолжат поиски… Нет, лучше пусть меч достанется им… пока ты не придешь, чтобы возвратить его. Да, так будет лучше. Прощай и помни все…
— Позвольте, мой лорд, — произнес солдат за спиной.
Кордейл поднялся и отступил к стене, пропуская вассала в узкий проход. Тот протиснулся к окну, отыскал конец смотанного каната и принялся вязать его к корзине. На сеньора он старался не глядеть. Второй солдат закончил работу и выпрямился. В коридоре послышались торопливые шаги — показался старик, тот, что перевязывал Кордейла.
— Мой лорд, таран начал работу!
— А здесь пока не слышно, — задумчиво произнес Граф. — Вы закончили? Ступайте. Все ступайте прочь. Я сделаю сам.
— Но ваша рука, мой лорд…
— Моя рука, даже продырявленная, надежней любой пары в этом замке. Неужели я могу доверить кому-то такую работу?
— Прошу простить мою дерзость, лорд. И накажите глупого слугу.
— Пустое, какие наказания! Тебя все равно сегодня убьют добрые братья.
— Я постараюсь усложнить им дело, мой лорд.
— Ступайте, — повторил Граф. Его голос прозвучал почти мягко. Сегодня они впрямь умрут вместе, и господин, и слуги. Смерть уравняет всех.
Вассалы неловко — из-за тесноты — поклонились и скрылись в темноте. Лорд подождал, пока стихнет звук шагов, и снова присел над корзиной.
— И последнее. Возьми это. Запомни имя — Лажваш, Лорд Моровая Язва. Предатель.
Граф сунул под накрывающие корзину шкуры покрытый запекшейся кровью арбалетный болт. В корзине неразборчиво пискнул тонкий голос.
— А теперь упрись как следует ногами, — распорядился Лорд Крыло Ночи.
Легко поднял корзину, поставил в окно, на узкий каменный карниз. Взял левой, здоровой, рукой канат, перекинул через плечо, а правой осторожно подтолкнул груз к пропасти. Затем принялся медленно стравливать канат. Лицо его было бесстрастно. Он бы помолился о прочности веревок, но не знал, к кому обратиться. Разве что — судьба? Молиться ей?
До сегодняшнего дня он, Спаситель Мира, не знал существа могущественней себя, такого, которому бы стоило помолиться… Единственный, кто обладал большей силой и властью, покоился ныне в бездне, погребенный Лордами Тьмы, и, конечно, не мог услышать. Да и вряд ли стал бы помогать собственному могильщику… Да это и не в его стиле — помогать кому бы то ни было…
Веревки скрипели, Граф медленно перебирал руками. Чем дальше, чем больше каната оказывалось снаружи, тем тяжелей становилась ноша. На повязке, окутывающей раненое предплечье, выступила кровь, но Лорд Тьмы, не меняясь в лице, продолжал труд. Он старался не оглядываться — много ли смотанных веревок осталось за спиной. Какая разница, все равно больше нет.
Когда стало тяжело, Граф уперся ногой в карниз, чуть откинул корпус назад. Через плечо он по- прежнему не глядел, перебирал веревку, аккуратно нащупывал узлы… Канат скрипел и шуршал. Вдох-выдох, скрип-шурх… Прошло немало времени, но груз по-прежнему тянул — значит, не достиг подножия Черной Горы. Потом веревка дернулась, Графа тряхнуло, он покачнулся и едва устоял. Оборвалась, значит, ноша. Веревка не выдержала. Теперь Кордейл позволил себе оглянуться — остался совсем короткий конец. Возможно, корзина свалилась с небольшой высоты, упала в кусты, на каменный карниз, соскользнула по пологому скату… Надежда есть.
Но Граф не стал тешить себя догадками. Едва веревка в руках ослабла, он бросил ее, повернулся и быстро зашагал прочь от окна. Сейчас он облачится в измятые доспехи, возьмет Крыло Ночи и примет во дворе замка последний бой.
Груз рухнул с высоты в два человеческих роста, ударился о выступ, прутья упруго прогнулись от удара, отбросили корзину так, что оставшийся путь она пролетела не вниз, а полого. Затем врезалась в ствол молодой сосенки, с трудом вытянувшейся на каменистом грунте, сломала деревце, снова изменила траекторию и наконец свалилась в кустарник. Подпрыгнула напоследок, но, зацепившись за колючую ветку, перевернулась и замерла. Шкуру, намертво прихваченную к ободу корзины, прорезал тонкий клинок. С хрустом пополз вдоль края, двигаясь вверх-вниз. Когда отверстие расширилось достаточно, из корзины вывалился мальчик с ножом в ручонке. Упал в кустарник, сердито рванул схваченный колючками рукав, отошел в сторону, присел и заплакал. Ему было шесть лет, в таком возрасте реветь не зазорно, если взрослые не видят, конечно.
В густых зарослях у подножия Черной Горы было тихо, поэтому негромкие всхлипывания прозвучали слишком резко. Они казались здесь чуждыми. Эта чуждость напомнила мальчику — долго плакать нельзя. Нужно уходить. Малыш встал, перевернул корзину, повисшую на ветвях кустарника, и вытащил содержимое. Четверть каравая, кусок мяса, немного сыра, фляга…
Мальчик решил нарезать веток и закидать корзину, но потом его взгляд упал на канат, беспорядочными петлями свисающий с кустов и сломанной сосны. Утащить этакую ношу ему не по силам… С тяжелым вздохом малыш полез в корзину, вытащил последнее, чем его снабдил Лорд Тьмы, — туго увязанный мешочек, бока которого топорщились твердыми гранями, и арбалетный болт. Упрятал и то и другое поглубже за пазуху… огляделся. Приметил подходящую палку, примотал к ней нож — получилось копьецо, которое могло служить и посохом. Малыш утер нос, окинул напоследок взглядом восточный склон Черной Горы, тяжелые петли каната… Сюда, к подножию, не доносилось звуков битвы, но малыш знал — идет штурм замка.
Мальчик повернулся и зашагал прочь. Он знал, что предстоит долго шагать на восток, до ночи шагать. Потом свернуть налево и идти на север, так чтобы солнце на восходе светило в правую щеку. Потом — на запад… Он обогнет Черную Гору и выйдет к жилью…
Малыш не умел жить в лесу, поэтому не сразу сообразил, что означает шорох в кустах. Ветви раздвинулись, из зарослей вышел волк. Зверь был старый, хромой, к тому же он начал линять, и шерсть на боках топорщилась неровными клочьями — так что выглядел самец отвратительно.
Волк был обречен, ему не суждено пережить грядущую зиму, потому что не успел набрать вес, а в стае — когда волки этого леса собьются в стаю — дряхлому доходяге будут доставаться объедки… но о подобных вещах зверь не рассуждал. Он был хищником. Он видел добычу. Мальчик был намного меньше, чем волк, и двигался медленно. Зверь остановился, втягивая исходящий от человека запах, немного сбивала с толку примесь вони шкуры, которой была обшита корзина. Вассалы Графа обтянули корзину волчьей шкурой, и мальчик прихватил толику ее запаха. Волк хрипло дышал, обдумывая, что означает аромат волчьей шерсти, исходящий от добычи. А маленький человек не сомневался, он осторожно скинул котомку с припасами и склонил копьецо, чтобы острие глядело в морду зверя. Волк сделал шаг в сторону, нож, примотанный к палке, качнулся, сопровождая движение хищника. Зверь приблизился, копье глядело ему в глаза, желтые, подслеповатые.
Волк подобрался, готовясь к прыжку, мальчик согнул спину, чтобы встретить рывок зверя, превосходящего весом… Тенькнула тетива, волк взлетел на месте, перевернулся, щелкнул клыками в тщетной попытке ухватить выросшее в боку оперенное древко… завалился на бок, дернул лапами и захрипел. Струйка крови показалась из пасти, но запуталась, заплутала в клочьях шерсти и не добралась до усыпанной хвоей земли. Мальчик не шевелился, он глядел на кусты, из которых вылетела стрела. Теперь его оружие было направлено туда. Захрустели ветки под тяжелыми сапогами, из зарослей вышел старик. Он заметно хромал, морщинистое лицо пересекал огромный шрам. Когда-то этому человеку рассекли лицо, и правый глаз вытек. Старик, не глядя на ребенка, проковылял к мертвому волку, положил лук и склонился над трупом. Провел ладонью над клочковатым боком.
— Злобы нет, только голод. Я так и думал.
Потом обернулся к малышу:
