— Ты сам выбрал эту судьбу.
Груда влажного меха пошевелилась — Лажваш пожал бесформенными плечами.
— Я — Спаситель Мира. Верно, я сделал этот выбор, но ведь я избавил Круг от Повелителя Тьмы.
— Ты и остальные Лорды — вы спасли Круг не для всех, а только для себя.
— Сядь, сынок, — мягко повторил Лорд, — сядь у огня. Это долгий разговор, и я доволен, что ты его начал. Рано или поздно нам пришлось бы поговорить о прошлом по-настоящему.
Лидвих послушно придвинул кресло к камину и опустился на холодное сиденье. Лажваш как будто не изменил позу, но теперь к сыну было обращено лицо, а не спина — как будто Лорд Тьмы перетек внутри оболочки и выглянул с другой стороны.
— Это долгий разговор, — снова произнес Моровая Язва. — Да, мы, Семеро, решили избавиться от старого змея ради своих собственных интересов, а не ради людей Круга. Но посмотри сам — что мы, Лорды, нажили? Мы лишились половины силы — отдали наше зло, чтобы запечатать Серым Камнем могилу Повелителя. Мы не получили земель больше, чем держали от старика. Нас все ненавидят, и на нас охотятся собиратели зла. Завидная участь, верно?
— Я думаю, вы не раз взвесили все, прежде чем решились восстать. Не говоря о том, что восстание было предательством.
— Конечно, конечно… мы были обязаны Повелителю, он отдал нам половину своего зла и сделал нас самыми могущественными владетелями. Зачем ему это было нужно? По неизвестной мне причине Повелитель избегал приближаться к Завесе, видимо, потому он и надумал поделить пограничье между нами, верными… хм… вассалами. Половину зла он отдал нам, каждому по равной доле. Но свободны мы не были.
— Конечно, как несвободен всякий вассал.
— Нет, я говорю не о службе Повелителю. Получив дар змея, мы обрели могущество, но у каждого появилось нечто… некая черта, ради которой мы были обречены на вечные жертвы. Скажем, Прекрасный Принц — он не мог обходиться без кровавых ванн. Феттах был вынужден прозябать среди зверей, хотя и сам не понимал, как это скверно… у меня — странные хвори, у Капитана — увечье…
— Ведьма Севера?
— У нее — сад. Я же тебе рассказывал, ты не помнишь, мой мальчик?
— Ах да, сад… Ну, об Уйгоре я не спрашиваю. А Кордейл?
— О, Кордейл… Он — единственный из нас, Семерых, кто был Повелителю больше, чем слугой. Эти двое, пожалуй, стали друзьями. Повелитель находил удовольствие в общении с Графом Кордейлом… да у них и впрямь было много общего!
— Ты ревновал, — неожиданно догадался Лидвих. — Папа, ты завидовал Кордейлу? Его близости к хозяину?
Лорд Тьмы смолчал, но сын уже понял: догадка оказалась верной! Потому отец и согласился погубить Графа, из старой ревности! Удивительно. Лажваш снова отвернулся и уставился в зеленое пламя. Ему не хотелось ворошить старую вражду с Крылом Ночи, и Лидвих сменил тему.
— Но все-таки Кордейл присоединился к вам?
— Да.
— А почему?
— Я предупреждал: разговор будет долгим… Видишь ли…
— Да, папа?
— Видишь ли… даже не знаю, как объяснить… мы только вспоминали: у любого из нас имелось нечто — ну, сад Ведьмы Севера, протез Капитана, тайна Уйгора… Я думаю, старый змей нарочно так подстроил, чтобы каждый из Семерых был обречен расходовать дареное зло на удовлетворение этого «нечто», этого отличительного знака, этой тайной страсти. Это занимало нас, Лордов, отвлекало от вредных мыслей, да и разъединяло тоже. Каждый — наедине со своей страстишкой, со своей слабостью. Понимаешь?
— Да-да, это я понял. Но что с Кордейлом? Я слышал, он был красивым мужчиной, великим воином, сильным и властным правителем. Он был совершенен. Что с ним не так?
— Повелитель запрещал ему иметь семью и детей. Возможно, оборотная сторона любви змея — старик хотел оставить красавчика Кордейла только для себя.
— И?..
— Кордейл полюбил. Ему хотелось обычного, человеческого — чтобы семейный уют, хорошенькая женушка, слегка располневшая после родов, но не утратившая прелести… и все такое. Повелитель Тьмы не позволял, вот и причина для бунта. После того как мы запечатали Серый Камень половиной нашего зла, Кордейл удалился в свой замок и тут же женился. Он, единственный из нас, приобрел то, чего желал.
— И ты стал завидовать ему еще больше. — Это не было вопросом, Лидвих констатировал очевидную вещь. — Потому и помог Ордену уничтожить Крыло Ночи.
Отец и сын помолчали. За окном уже стемнело, тени выползли из углов библиотеки, объединились, слились и заполнили обширный зал.
— Скажи, папа, а когда умер Граф Кордейл, людьми овладела злоба? Как в Айхерне — беспричинная, слепая, необъяснимая злоба?
— Не заметил, меня-то не было поблизости. Когда стало ясно, что замок не устоит, я велел своим людям сворачивать лагерь. Впрочем, на Черной горе были воители Ордена, они умеют сопротивляться злу. Молитвенные бдения, трансы и прочее — на самом деле эти практики достаточно действенны, и твои добрые братья используют их, даже не понимая истинного предназначения.
— Да, пожалуй…
В соседней комнате громко хлопнула ставня. Лорд пошевелился.
— Окна были заперты, я уверен, — пробормотал Лажваш, и в его голосе прозвучала тревога.
Со временем лицо Ленлина приобрело прежний вид. Правда, поэт уверял, что в его душе до сих пор зияют незаживающие раны, но это, конечно, было художественным преувеличением. Май воспринял разглагольствования о ранах в душе всерьез и попросил показать.
— Нынче же вечером! — пообещал бард. — Я возьму лютню и буду петь, ты услышишь, как между строк струится кровь сердца поэта!
— Эй, лучше не надо, — забеспокоился волчонок, — при виде крови мне делается как-то нехорошо, могу не сдержаться.
— Да, да, — поддержала щенка Элина, теперь она снова ехала в седле, вооружившись письменными принадлежностями, — не пой жалобных песен, а то Маю подвывать захочется. Так что, ты решился снова выступить?
— Ага. Я, как певчая птица, чахну без трелей.
— Тогда помни, петь только так, как у меня в книге записано, слова не перевирать!
— Ладно, буду как в книге…
Теперь путешественники, от греха подальше, выбирали для ночевок небольшие городки либо деревни — такие места, где Орден не счел нужным разместить представительство.
Вот и нынче они остановились в городке, названия которого никто из путников не знал, да и спросить не удосужились. Центральные области Круга, по которым сейчас странствовала троица, прежде, до Повелителя, были глухой провинцией, окраиной королевства — ни больших городов, ни старинных замков. Только вот в таких небольших аккуратных поселениях, похожих друг на друга, как бывают похожи селяне в деревушке, которая затеряна в лесах, люди вынуждены жить замкнуто, молодые женятся на дальней родне, да и деревня, если расспросить, окажется одной большой семьей — все так или иначе приходятся друг дружке сватами, свойственниками да троюродными дядьями. И все похожи лицом.
В одном из таких городков Ленлин решился возобновить выступления. Все как обычно: блондин гордо объявил владельцу постоялого двора, что тому нынче повезло — величайший из живущих ныне поэтов осчастливил это место своим присутствием! И нынче даже споет пару новых песен. Хозяин лениво изобразил восторг от этакой перспективы, но деньги за обед и комнату, конечно, потребовал.
Песни Ленлина понравились, как обычно, и в шапку, с которой Элина обошла столы, полетели медяки… но песни о Корди, победителе чудовищ, не возбуждали местную публику так, как людей на юге. Тем более не пугала история раамперльского оборотня. В здешние места Феттаховы отродья не забредали,
