Алисон Ноэль
Вечность
Посвящается Джолинн «Снарки» Бенн — моей подруге на много перерождений.
От автора
Благодарю тех, чья мудрость и доброта помогли мне написать эту книгу: Брайана Л. Вайса и Кристину Гикас, показавших мне прошлое, которого я и представить себе не могла; Джеймса ван Праага, научившего меня по-новому смотреть на мир; моего литагента, Кейт Шейфер, умело направляющую меня; моего редактора, Роуз Хиллиард, так бережно относящуюся к моим текстам; корректора вот уже нескольких моих романов, НаНа В. Штёльцль, не дающую мне опозориться перед читателями своим незнанием грамматики; и, как всегда, Сэнди — последнего в мире человека эпохи Возрождения!
Цвета ауры
Красный: энергия, сила, гнев, сексуальность, страсть, страх, эго
Оранжевый: самоконтроль, честолюбие, мужество, заботливость, безволие, апатия
Желтый: оптимизм, радость, интеллект, дружелюбие, нерешительность, склонность поддаваться чужому влиянию
Зеленый: покой, исцеление, сочувствие, обман, ревность
Голубой: духовность, верность, творчество, чуткость, доброта, перепады настроения
Фиолетовый: высокая духовность, мудрость, интуиция
Синий: благожелательность, интуиция, поиск
Розовый: любовь, искренность, дружба
Серый: подавленность, грусть, усталость, пониженная энергия, скептицизм
Коричневый: жадность, эгоизм, предвзятость
Черный: недостаток энергии, болезнь, близкая смерть
Белый: идеальное равновесие
Глава 1
— Угадай, кто?
Теплые влажные ладони Хейвен прижались к моим щекам так крепко, что ободок ее почерневшего серебряного перстня с черепом оставил темный след на коже. Даже с закрытыми глазами я знаю, что ее крашеные в черный цвет волосы расчесаны на прямой пробор, черный синтетический корсаж надет поверх водолазки (дань школьному дресс-коду), в длиннющей черной атласной юбке — дыра (там, где Хейвен зацепила подол тяжелым ботинком на толстой подошве), а глаза подруги кажутся золотистыми только благодаря желтым контактным линзам.
Еще я знаю, что папа Хейвен уехал вовсе не в командировку, мамин личный тренер — не столько «тренер», сколько «личный», а младший брат сломал ее компакт-диск с записями группы «Эванесенс» и боится признаться.
Все это я знаю совершенно точно, хотя не подглядывала и не вынюхивала, и никто мне ничего не рассказывал. Знаю, потому что у меня — парапсихические способности.
— Скорее угадывай, а то сейчас уже звонок!
Голос у моей подруги хриплый, осипший, словно она выкуривает по пачке в день — а на самом деле всего один раз попробовала.
Я тяну время, прикидываю — с кем бы ей меньше всего хотелось, чтобы ее перепутали?
— Хилари Дафф?
— Бр-р! Не угадала!
Она тесней прижимает ладони, не подозревая, что мне не нужно видеть, чтобы знать.
— Миссис Мерилин Мэнсон?
Она хохочет и отпускает руки. Лизнув большой палец, тянется стереть след от кольца у меня на щеке, но я успеваю раньше. Не потому, что мне противны ее слюни (я же знаю, что она ничем не болеет) — просто не хочу, чтобы ко мне прикасались. Прикосновение слишком многое открывает о человеке, это безумно выматывает, и я стараюсь избегать этого любой ценой.
Хейвен сдергивает с моей головы капюшон и прищуривается, глядя на наушники у меня в ушах.
— Что слушаешь?
Вытаскиваю CD-плейер из внутреннего кармана — я во все свои толстовки с капюшонами вшила такие потайные кармашки, чтобы учителя не замечали белые проводки, которые тянутся у меня из ушей. У Хейвен глаза лезут на лоб.
— Ничего себе! Ты что, на полную громкость поставила? А кто поет?
Она держит плейер между нами, чтобы можно было вместе слушать, как Сид Вишес визжит про анархию в Соединенном Королевстве. Если честно, я даже не знаю, он за анархию или против. Знаю одно: поет он громко, так что ему почти удается заглушить мое ненормально обостренное восприятие.
— «Секс пистолз», — отвечаю я на вопрос и снова прячу плейер.
— Надо же, ты меня еще и услышала! — улыбается Хейвен, и тут звонит звонок.
Я пожимаю плечами. Мне не нужно слушать, чтобы услышать. Правда, упоминать об этом совсем ни к чему. Я просто говорю — мол, встретимся в столовой, и направляюсь через двор к своему классу. Вся съеживаюсь, почувствовав, как двое парней пристраиваются к моей подруге сзади и наступают ей на подол, так что она чуть не падает. Хейвен, обернувшись, делает знак, приносящий несчастье (ну ладно, не приносит он несчастье, этот дурацкий знак, она сама его выдумала), и злобно сверкает желтыми глазищами. Парни тут же отстают и больше к ней не вяжутся. Я вздыхаю спокойней и вхожу в класс, зная, что скоро остаточная энергия от прикосновения Хейвен рассеется.
Направляюсь к своему месту в последнем ряду. Перешагиваю сумку, которую Стейша Миллер нарочно положила у меня на пути, и старательно игнорирую ее традиционное приветствие.
— Лу-узерша! — выпевает она вполголоса.
