глазами следя за молодой женой Абейсына.
Сообразив, что мурза подбирается к нему самому, Абейсын забеспокоился, залебезил, стал усиленно потчевать гостя.
— Попробуй вот этого… И вот этого отведай… — приговаривал он, придвигая мурзе кушанья.
Танирберген ел, пил, Абейсын настороженно следил за его взглядом, нервничал. Заметив, что гость наелся, он тут же спросил:
— А как насчет кумыса?
Гость и ответить не успел, а Абейсын уже кричал:
— Жена! Подай кумыс мурзе!
Танирберген подозрительно покосился на Абейсына. «Чего это он залебезил?»— подумал он. Удивляясь внезапной услужливости сборщика, мурза стал думать, говорить с ним сейчас об обозах или отложить на другой раз. Еще его мучил вопрос, поедет ли Абейсын с обозом и оставит ли его на ночь со своей молодой женой. От этих мыслей у мурзы дух занимался и сердце стучало. Кумыс пить он не стал, хлебнул только из расписной чашки и тотчас возвратил хозяину.
— Что так мало выпил? Или не нравится?
— Спасибо! Напился, наелся… — сказал Танирберген и прикрыл глаза. «Если отправит обоз и останется, тогда поговорим о деле, — думал он. — А если уедет, черт с ним!» Ноздри его подрагивали.
Абейсын, исподлобья взглянув на гостя, молча принял из его рук чашку. Рядом возилась служанка, но Абейсын чашку ей не дал, сам тяжело поднялся, понес на кухню. На кухне он вдруг яростно придрался к жене, обматерил ее и с шумом поволок какой-то тюк во двор. Еще из прихожей он крикнул, позвал кого-то и было слышно, как, скрипя по снегу, к нему подбежали несколько человек.
— Все готово?
— Готово, хозяин.
— Давно ждем!
— Замерзли уже.
— Тогда надо отправляться!
В прихожей поднялась возня. Тяжелые тюки выволакивали на улицу, тащили к саням. Немного погодя Абейсын опять вошел в комнату, но уже в шубе, подпоясанный, с тумаком в руке, готовый в дорогу.
— Ну, мурза, отдыхай на здоровье, — сказал он не своим голосом. — А я с обозом в город…
Танирберген даже не повернулся к хозяину, боялся выдать себя, только рукой меланхолично махнул — поезжай, мол. Абейсын вышел.
Раздались во дворе крики, захрипели верблюды, заскрипели полозья саней — обоз тронулся. Подождав, пока затихнут последние отдаленные звуки обоза, и увидев, что начали стелить постель, Танирберген пошел во двор. Полная луна стояла высоко. Вся снежная степь, казалось, купалась в молоке. Сани, тюки, верблюды, еще минуту назад загромождавшие двор, исчезли, будто испуганные бесплотные духи. Белый аргамак, привязанный в углу опустевшего двора, увидев хозяина, вытянул шею, застучал копытами, заржал — будто и он, подобно обозу, хотел исчезнуть, раствориться в лунной струящейся белизне.
На другой день Танирберген сел на коня спозаранку. Ехать берегом в обход залива Тущы-Бас было слишком далеко, и мурза направил коня прямо по льду, с которого сильный ветер накануне смел весь снег. Белый аргамак мурзы был хорошо подкован, быстро, будто парусная лодка, подвигался по гладкому льду.
Сначала перед мурзой был один только гладкий лед, уходящий вдаль и сливающийся с белизной горизонта. Потом далеко впереди зачернели точки. Догадавшись, что это рыбаки из аула на круче, Танирберген направил коня к ним. Сначала он удивился, что рыбаки забрели так далеко в море. Но потом вспомнил, что с прошлого года Темирке объявил самые богатые рыбой старицы и заливы запретной зоной и выгнал рыбаков в открытое море.
Подъехав к рыбакам, Танирберген разглядел среди них Доса и направился прямо к нему. Он знал, что после ссоры с Мунке Дос живет бирюком и ловит один, что дружат с ним всего несколько человек вроде Судр Ахмета, Тулеу, Калау, остальных по-прежнему возглавляет Мунке. Дос вскинул на мурзу глаза и тотчас потупился.
— Доброго пути, — холодно поздоровался он.
— Аминь. За сыбагой приехал, — улыбнулся мурза, показывая белые крепкие зубы, и спешился.
Дос не понимал шуток. Подумав, что мурза насмехается над его плохим уловом, Дос пинком подбросил к ногам Танирбергена несколько рыбешек.
— Бери! Все твои…
— Н-да… Неважный улов, а? Куда же рыба подевалась?
— А, шрагм-ай! Чего тут спрашивать? Всю рыбу утроба ненасытная пожирает!
— Что ты говоришь! — посмеивался Танирберген. — Что это еще за утроба?
— Не знаешь, да? Темирке, вот кто! Этот татарин даже божье море на замок закрыл. Совсем решил нас доконать! — Дос даже плюнул с досады. — Домой придешь, жена, дети голодные, с потрохами готовы тебя сожрать!
— Ну-ну-ну… Так ли уж Темирке виноват?
— А кто же еще? Видишь, где ловим? Выгнал нас в открытое море — лучше не придумать.
— Ой, не знаю! — Танирберген с сомнением покрутил головой. — Так уж и обвинять Темирке во всех грехах…
— А кого же еще?
Танирберген рассеянно огляделся и вдруг кивнул на одного из рыбаков, просматривавшего сеть невдалеке от них.
— Кто это такой?
Дос покосился, потом отвернулся.
— Да этот придурок…
— Мунке, что ли?
— Он самый.
— Как его дела?
— А-а! — Дос злобно высморкался, утер нос рукавом. — Чего мне его дела? Ты лучше скажи про мои дела — имеет этот татарин право на море или нет? Или я ничего не понимаю?
— Эх, бедный Дос… Ты и в самом деле мало чего понимаешь. Ведь если Темирке на кого и взъелся, так только на Мунке. Понял? Ты ведь тут ни при чем, ведь ты отмежевался от Мунке, помнишь?
— Ну?
— Предположим, я уговорю Темирке. Что ты тогда будешь делать?
— А что делать?
— Ах да и непонятливый же ты! Смотри вон, как все слушаются Мунке. Он как… как жеребец в табуне, понял? Главный, понял? Так вот, если я тебе помогу — кто за тобой пойдет?
Дос все не понимал, куда гнет Танирберген. Напряженно подумав, он наконец схватил мысль мурзы.
— Если Темирке даст ловить у берега, завтра же все рыбаки будут со мной…
— Да? Так-так… — Танирберген вдруг как бы охладел к этому делу, даже зевнул и стал рассеянно осматриваться.
— Конечно… Мурза, я хотел… Я говорю, если мне будет разрешение, то есть нам… — тупо пояснил свою мысль Дос.
— Ну да, ну да… — по-прежнему рассеянно отозвался Танирберген. — Я же сказал, с завтрашнего дня отбери джигитов, кого сам захочешь, и ставьте сети где угодно.
— А… а Курнос Иван? — все еще не понимал Дос. Танирберген вытащил из внутреннего кармана узкую бумажку и молча протянул ее Досу. Это было разрешение на ловлю в запретных местах. Дос повертел бумажку так и сяк.
— Чего это? — спросил он.
— Разрешение. Не понимаешь? Иван поймет, когда покажешь. Не потеряй, — усмехнулся
