Лодка тотчас развернулась против течения и пошла с предельной скоростью, будто ее кто-то взял на буксир.
— А ну, Меринос, ну-ка, старина! Ухватись со мной за эти веревочки! — завопил Тотор, изо всех сил вцепившись в стебель.
— А? Что такое?
— Кто-то на том конце тянет, и сильно! Мы идем под сорок миль в час. Выше нос!
Совершенно сбитый с толку американец в свою очередь схватил фукусы и сжал что было силы.
Путешественники почувствовали резкие рывки, отчаянные прыжки, но мужественно терпели. А «Нарвал» как сумасшедший мчался по волнам. Иногда бешеная гонка ненадолго замедлялась, но тотчас возобновлялась со всеми вольтами, резкими остановками и скачками.
Гарри не мог уразуметь, в чем дело.
— Честное слово, ничего не понимаю, — пробормотал он, — кажется, я с ума схожу.
— Это все штучки нашей подружки.
— Что? Whale? Миссис Жонас?
— Наверное, да!
— Она попалась на удочку?
— Не знаю. Странное дело. Если она заглотнула конец веревки, ей бы ничего не стоило выплюнуть его. Наверное, не обошлось без крючка.
— Загадка. Но она так тянет, эта добрая миссис Жонас! Боюсь, выпустим удочку из рук.
— Ни в коем случае! Я что-нибудь придумаю!
О, у бравого Тотора всегда что-то припасено! Его выдумка проста и хитроумна. В мгновение ока парижанин упер оба весла в сделанные для них отверстия, затем несколько раз обернул вокруг весел водоросли и сильно прижал их. Трение не давало им смещаться, и тяга стала автоматической.
— Готово! И руки у нас свободны!
— All right!
Лодка быстро шла вперед. Время от времени кит в сотне метров от них шумно отдувался, затем снова нырял. Но присутствие малыша сдерживало мать: легкие детеныша больше нуждаются в воздухе, и она не решалась погрузиться в пучину. Приходилось держаться почти на поверхности воды.
Наконец китиха покинула поток планктона, выплыла за пределы течения и направилась к далеким берегам, едва видневшимся на северо-востоке.
Ничто не могло ее удержать — ярость, а еще более испуг гнал животное вперед. При всей несравнимости размеров гигант морей был похож на собачонку, к хвосту которой жестокие мальчишки привязали кастрюлю: она бросается бежать, обезумев, несется без оглядки напрямик, ничего не соображая, пока, выдохшись, не упадет. Точно так же перепуганная мадам Жонас неудержимо стремилась вперед и тянула за собой дьявольский снаряд, от которого не могла избавиться. Тотор и Меринос отчетливо видели ее в чистых уже волнах. В десятый раз они задавались вопросом: «Каким же образом, черт возьми, мы за нее зацепились? »
Через несколько часов жестоких страданий все стало ясно. Кит заметно уставал, тяжело дышал, а скорость замедлялась. Он все ближе подходил к берегу, куда его подталкивал начинающийся прилив. Берег вырисовывался ясней, вскоре показались привычные кокосовые пальмы, песчаный берег, над которым возвышались скалы. Вот и тихая бухта.
Тотор, заметив красный след на боку кита, воскликнул с жалостью:
— Бедная зверюга, она истекает кровью!
Большой вал подхватил кита, перевернул и потащил в бухту. Волна отступила, и кит оказался на рифах, которые зажали его.
— Ура, мы спасены! — закричал американец.
ГЛАВА 9
Осознав, что спасены, два друга вновь обрели бодрость. Солнце клонилось к закату, но оставался еще час светлого времени. Целый час! Это даже больше, чем требуется двум таким молодцам, чтобы выкрутиться.
Земля близко, совсем близко, в нескольких сотнях метров. Они отшвырнули ставший ненужным буксирный «трос» и взялись за весла. Но прежде, чем отплыть, парижанин осмотрел кита.
Как мы помним, его наполовину выбросило на берег, перевернуло, и он застрял в острых рифах. Сейчас была видна левая часть живота.
Первое, что заметил Тотор, было нечто белое, жесткое, вроде рогатины, косо торчавшее из бока кита.
— Бедняга! — пожалел молодой человек. — Он нас спас. Не будем же неблагодарны, подплывем поближе и посмотрим, нельзя ли помочь.
— Yes! Подплывем, только осторожно… Стоит ему ударить хвостом…
Они подгребли к киту. Исполин смотрел на них своим маленьким, чуть больше, чем у быка, глазом, но не шевелился.
— Это же бивень покойного нарвала. От него и кровотечение, — установил Тотор. — Видишь, обломок высовывается наружу на метр под углом сорок пять градусов. А в теле еще по меньшей мере два метра. Великолепный удар! Теперь я понял! Все объясняется!
— Что?
— Плавающие водоросли-канаты зацепились за этот «гарпун», когда мы проходили отмель.
— Похоже, что так.
— Когда их сопротивление стало беспокоить кита, он помчался как безумный, таща за собой связку водорослей. Парочку из них я подхватил на ходу, и мадам Жонас, у которой защекотало еще больше, стала удирать. Вот она — разгадка буксира! Стебли так крепко обмотались вокруг бивня, что невозможно было отодрать. Я уже не удивляюсь, что бедная пришпоренная зверюга так мчалась, и в конце концов рана стала кровоточить.
— Верно.
— Надо попробовать выдернуть обломок. Хоть это мы должны сделать для нашей спасительницы.
— Согласен заняться хирургией, но только чуть позже.
— Почему?
— Ты еще спрашиваешь, изверг! Я умираю от голода и жажды! Прежде всего хочу молока, упиться потоками молока, а потом хоть лопнуть!
— Ты свихнулся?
— А ты ослеп? Молоко! Оно бьет из сосцов миссис Жонас!
— Тысяча чертей! Ты прав, а я — простофиля! Куда только смотрел!
Меринос не ошибся: придавленные к скале сосцы источали ручьи молока, которое, смешиваясь с морской водой, окрашивало ее в опаловый цвет.
Тотор подвел лодку к скале и причалил. Затем ухватился обеими руками за молочную железу размером побольше бочки. Меринос не медля сделал то же самое, и оба принялись пить с неистовой жадностью, большими глотками.
Они укрылись за выступом мадрепоровых кораллов, и мадам Жонас больше не видела их. Оглушенное животное оставалось спокойным во время великолепного и комичного обеда спасенных мореплавателей, которые пили и не могли оторваться.
Боже, какое упоение! Какое блаженство! О, это замечательное молоко, густое, сладкое, теплое, пенящееся, столь же питательное и вкусное, как у коров в долине Ож.
Невольные робинзоны были ненасытны. Но их можно понять, если вспомнить о постигших их лишениях и страданиях.
С тех пор как друзья покинули «Морган», юношам не приходилось пить ничего, кроме кокосового молока, которое им осточертело, и пальмового вина, горячившего их кровь.
Почти четверть часа Тотор и Меринос с жадностью упивались молоком. Наконец Тотор остановился и
