чувство более нежное, чем простая благодарность.
– Вот они! – вдруг закричал Кроули, указывая рукою на бравого лейтенанта, погруженного в какое-то странное занятие. Усевшись напротив нас, в тени одной повозки, на складном стуле, он держал на коленях свой дорожный ящик, доверху набитый хрустальными флаконами с искрящимися жидкостями.
Заботливо отерев свое лицо от покрывавшего его пота и крови, наш Робертс тщательно расчесал свою русую бороду, надушился и напомадился. Потом, не заботясь о головной ране, надел новую пробковую каску, взамен потерянной. Кончив это, он вынул маленькие щипчики и старательно стал вынимать из своих ран остатки костяных острий, которыми наделили его туземцы.
Кирилл со своей стороны не отставал от него в франтовстве и по крайней мере в десятый раз застегивал и расстегивал пуговицы своего костюма.
Чувствуя на себе пристальные взгляды, устремленные нами, наши друзья заметно смутились. Оба друга тихо направились к нам. По мере приближения смущение их возрастало. Краска волнения то волною заливала их загорелые щеки, то вдруг отходила, покрывая их бледностью. Мы хорошо угадывали причину волнения двух новых друзей, да, кажется, и не одни мы: так, по крайней мере, можно было заключить по внезапному замешательству наших девушек. При приближении Робертса Мэри вдруг покраснела, побледнела, пробормотала несколько слов благодарности и, к общему удивлению, разразилась рыданиями. Кэлли держалась смелее. Зато ее обожатель совершенно потерял голову. Но, встреченный общими поздравлениями, не зная, куда деваться, мой товарищ смущенно подвинулся к красивой ирландке и с замешательством пожал протянутую миниатюрную ручку. Нежный взгляд милых глаз ободрил бедного влюбленного. Он храбро притянул к себе девушку и вдруг звонко поцеловал ее в обе щеки. Никто из нас не нашелся ничего сказать против этого.
В эту минуту раздались радостные восклицания. Мы оглянулись… Это наши посланцы галопом скакали к нам.
– Ура, господа! – кричал один из них, канадец Фрэнсис, размахивая своею каскою. – От воды! Сейчас от воды!
При этом крике весь лагерь приходит в движение. В минуту фуры убираются, и наши животные, высунув языки, запыхавшись, помчались во всю мочь вперед; никто не мог предполагать у них такой прыти. Наши посланные проехали до источника, вперед и назад, всего полчаса, но с тяжелыми фурами нам пришлось тащиться чуть не три часа. Скверная дорога в соединении с усталостью и жаждою измучила всех, и людей, и животных, до изнеможения. У раненых открылись раны. С лошадей пена валилась клочьями.
Наконец, после невыносимых мучений, мы прибыли к ручью, предмету наших нетерпеливых желаний. Отдохнув немного, я сейчас же принялся за обязанности хирурга. К счастью, у меня под рукою было самое верное средство – чистая, кристальная вода. По моему указанию всех раненых, а их было пять человек (Робертс, Кирилл и трое слуг), помещают под навес. Здесь я делаю лазарет. Начинается осмотр больных.
У первого разбито левое предплечье… Дело было ясно. Я вынимаю из раны осколки костей и туго перевязываю руку бинтом, намочив его предварительно в холодней воде.
Другой больной ранен в ногу, где у него засел конец туземного копья. Прямо вынуть оружие – невозможно: оно зазубрено, как острога. Нужно предварительно расширить рану. Берусь за скальпель… Бедный малый кричит не своим голосом от боли, меня самого прошибает обильный пот… Терпение!.. Еще немного – и зубчатое острие в моих руках. После этого, при помощи Кроули, я накладываю бинты. Холодная вода останавливает кровотечение… Готово!.. Следующий!..
Следующий, третий, имеет рану на лице. Рана очень серьезная. Правая щека напрочь отсечена, так что челюсти совершенно обнажены и среди кусков запекшейся крови белеются зубы. Опухший язык вытянут неподвижно. Что тут делать? К счастью, у нас находятся длинные и острые иглы. Они позволяют мне ловко зашить рану. Через четверть часа операция кончена; лицо раненого вновь приняло свой обычный вид, и от его кровавой раны осталась только небольшая припухлость да красный шов.
Что касается Робертса и Кирилла, то с ними забот немного. Примочка из воды и перевязка быстро унимают кровотечение.
Та же вода, обильно политая, служит хорошим средством против воспаления. Она же у меня и единственное лекарство, да, по мне, и самое лучшее в этих знойных странах. Я беру четыре ведра с водою и подвешиваю над ранеными. (Пятый раненый может сам ходить к ручью за водою.) На дне каждого ведра протыкаю тонкую дырку и посредством деревянной трубки направляю холодную влагу на раны. Устроив все как следует, я оставляю потом одного слугу с приказанием вновь наполнять ведра, когда они опорожнятся. Четырех дней такого лечения, думаю, совершенно достаточно, чтобы поставить больных на ноги и продолжать путь.
Этот продолжительный отдых, на который осудил нас случай, небесполезен и для прочих членов каравана, также и для животных. По крайней мере теперь у всех есть время почиститься. На лагерь любо- дорого взглянуть. Никто не сидит сложа руки. В одном месте слуги чистят почерневшие от пороха ружья, в другом – исправляют разорванное платье. Там натачивают холодное оружие, здесь убирают фуры. Время летит незаметно. Больные значительно поправляются. Аппетит у них здоровый. Раны затягиваются. Чего лучше? Но вот двум из них надоедает бездеятельность. Они бормочут, силятся подняться и бежать из лазарета. Тогда я вооружаюсь всем своим докторским авторитетом и строго приказываю лежать смирно. Они повинуются, но с недовольным ворчанием.
– Да я же совсем здоров, – бормочет мой старый друг. – Неужели с такой пустячной раной вечно лежать в постели?!
– By God, – отзывается Робертс. – А я разве болен?! Рана – царапина, а ты лежи здесь, подобно чурбану… M-eur Буссенар, позвольте мне встать!
– Терпение, терпение, друзья! Подождите, всему свое время. Не волнуйтесь; еще три дня, и тогда я спокойно отпущу вас на все четыре стороны.
– Три дня!! – жалобно вскрикивают оба. – Да мы умрем от скуки и безделья!
– Зачем, друзья, умирать… Э! Послать разве к вам сиделок? Ладно будет? Авось они утешат ваше нетерпение.
Мои больные при этих словах приходят в сильное замешательство, густой румянец набегает на их бледные щеки. Ворчание прекращается.
Я выхожу из своей «амбулатории» и в двадцати шагах от нее встречаю двух молодых девушек, которые с добрыми улыбками здороваются со мною.
