Из Парижа в Бразилию по суше

оправданным: курьера грабили всего лишь в одну из четырех поездок.

Итак, случаю было угодно, чтобы в тот день, когда Жак и Жюльен наткнулись на засаду, устроенную им полковником Батлером и его подручными на дороге из Карбокеньи в Бамори, дилижанс из Аризоны вес в Гуаймас крупную сумму денег. Курьер, сопровождавший вверенный ему экипаж и принятый нашими друзьями за чиновника, потерял голову при виде двух убитых лошадей, лежавших в лужах собственной крови, и двух людей, выскочивших из-за этих мрачных укрытий. Бедняга, возможно, уже подвергался некогда нападению на этом же самом месте и, сделав вид, что не слышит просьбы Жюльена, отдал распоряжение вознице не останавливать упряжку.

Приказ, произнесенный вслед за тем Жюльеном суровым тоном, объяснявшимся, разумеется, тем трагическим положением, в котором оказались французы, был воспринят напуганным курьером как ультиматум разбойника с большой дороги. Хотя требования этого он не выполнил, дилижанс все же был остановлен. И в то время как Жак держал под уздцы головного мула, Жюльен целился в едва живого от страха служащего.

Вид двух друзей, разместивших свой багаж и занявших место в повозке, не успокоил курьера. Он был уверен, что с минуты на минуту появятся их сообщники, чтобы безнаказанно украсть ценности. Эта мысль подтверждалась и тем обстоятельством, что Жюльен не расстался со своим ружьем. Однако он и не мог этого сделать, опасаясь, и не без оснований, преследования со стороны людей полковника Батлера, отчего и бросал постоянно внимательные взгляды на дорогу.

К глубокому удивлению государственного служащего, дилижанс беспрепятственно прибыл в Алтар. Но как только воображаемая опасность ему более не угрожала, направление мыслей бездельника мгновенно изменилось. Он решил воспользоваться случаем, чтобы выставить себя героем, заявив громогласно о своей храбрости, ловкости и хладнокровии, только благодаря которым якобы ему и удалось доставить казну в сохранности до места назначения.

Двое пассажиров, ехавших в дилижансе, так же, как и курьер с возницей, были едва живы от страха, когда Жак и Жюльен отвоевывали свои места. И хотя постепенно они пришли в себя, простить неожиданным пришельцам вторжение не смогли.

Один из попутчиков наших героев был полковник, другой — монах.

Этот последний, чье пищеварение столь грубо нарушили, находился в дурном расположении духа, тем более что он искренне поверил в нападение. Что же касается полковника, — а в Мексике все немножко полковники, — то, не желая признаться в охватившем его паническом страхе, он принялся живописать подвиги курьера и, увлекшись, приписал и себе частичку заслуг, ибо никто не мог проверить истинность его слов. Многословие и бахвальство латиноамериканцев стали притчей во языцех, так что судите сами, как пара хвастунов могли раздуть вымышленную опасность.

Алькальд и коррехидор, к которым обратились эти два храбреца, охотно согласились на арест чужеземцев еще и потому, что мексиканцы обычно недолюбливают французов. Да и монах, свидетель преступления, утверждал к тому же, — и это было похоже на правду, — что оба путешественника силой заставили курьера пустить их в фургон.

Не сопротивляясь, наши друзья дали себя арестовать, но выразили протест и добились того, что их пообещали содержать под стражей в той же самой гостинице, пока они будут сноситься с французским послом в Мехико.

К счастью, Алтар, этот симпатичный городок с тысячью восьмистами жителями, расположенный на реке, носящей то же имя, имеет телеграфную связь с Гуаймасом, откуда идет прямая линия в Мехико, проходящая через города Масатлан, Дуранго, Сан-Луис, Потоси, Гванахуато и Кверетаро.

Жюльен составил длинную телеграмму, где объяснял цель их путешествия, сообщал соответствующие сведения и в точности излагал события того утра, и отправил ее, уповая на справедливость полномочного министра. Прибывший на следующее утро ответ явился как для него, так и для Жака величайшей неожиданностью. Мы приводим его полностью:

«Господа граф де Клене и Жак Арно, французские путешественники, задержанные в Алтаре, являются опаснейшими государственными преступниками. Приказано в ближайшее же время препроводить их под надежным конвоем в Мехико. Предписывается также оказывать арестантам в пути всевозможное почтение. Хотя им запрещается с кем-либо общаться, нуждаться они ни в чем не должны. Власти несут ответственность за их безопасность. Принадлежащий преступникам багаж, за исключением предметов первой необходимости, должен быть опечатан и следовать за ними.

Правительство требует отправить поименованных выше лиц как можно скорее».

Странный документ был подписан префектом полиции, а также министрами внутренних и иностранных дел Мексики.

Возражать было бесполезно, оставалось только подчиниться.

Жюльен не желал ничего лучшего, как отправиться в Мехико. Он рассчитывал, прибыв на место, найти выход из тупика, порожденного, думал он, неким недоразумением.

Но предоставим снова слово Жаку Арно, использовавшему свой вынужденный досуг во время их стремительного продвижения к столице Мексики для написания путевых заметок, весьма выразительных и поучительных:

«12 июня. Мы — государственные преступники! Хотел бы я знать, какого государства!

Нас вывезли из Алтара в специально выделенном дилижансе. В нем можно курить, спать, разговаривать.

Впрочем, это единственная свобода, которой мы пользуемся, так как администрация предприняла все надлежащие меры для точного исполнения указаний, изложенных в телеграмме.

Курьер, ставший причиной этого неожиданного приключения, заважничал и раздулся, словно осел, несущий святые дары. Но святые дары — это мы. Можно подумать, что мы хрупки, как фарфоровый сервиз. Ибо, с одной стороны, нам оказывается всяческое почтение, а с другой, все невероятно боятся заговорить с нами. Это неплохо, но уже начинает надоедать.

Нас сопровождает многочисленная охрана, что наводит на мысль о дорогостоящем грузе и, если верить слухам, возбуждает алчность наших неожиданных коллег, истинных джентльменов большой дороги. Впрочем, дневное или даже ночное нападение развлекло бы нас.

Что, однако, вовсе не забавляет, так это вид всадников, охраняющих нашу карету. У этих метисов внешность настоящих разбойников. Одетые в полотняные костюмы и черные широкополые шляпы с трехцветными — зелено-бело-красными — кокардами, вооруженные плохенькими мушкетами и пиками с красно-зеленым вымпелом, они думают лишь о том, как бы пограбить несчастных придорожных жителей. Бессовестные бандиты забирают у них скот, птицу и расплачиваются ударами древка своих копий.

Перевозка пленников вроде нас обходится стране недешево, тем более что кормят нас словно эрцгерцогов[438] и в харчевнях, где мы останавливаемся, не позволяют нам истратить ни одного су.

Нас размещают мгновенно в самых лучших апартаментах. Бог мой, кто же будет за все это платить?

Наш личный эскорт состоит из нескольких пехотинцев, скучившихся в конце фургона. Все они — индейцы. Среднего роста, мускулистые, одетые также в полотняные костюмы, но более чистые, краснокожие производят более благоприятное, чем всадники, впечатление. У них массивные челюсти, выдающиеся скулы, выразительные глаза, уверенно глядящие по сторонам, безбородые лица. Но главное — они совестливы… Да, забыл упомянуть, что у них короткие волосы, но на каждом виске оставлено по длинной пряди.

Вооружение пехотинцев состоит из ружья и штыка. Служилые тщательно заботятся о своем оружии, и когда ружье, блестящее, словно зеркало, немного запотевает от соприкосновения с их влажными руками, они начищают металл кусочком кожи. Снаряжение их ограничено широким поясом, на котором висят ножны для штыка и огромный патронташ, почти столь же большой, как вещевой мешок французского пехотинца. Болтающийся ниже пояса, он выглядит довольно странно.

Дилижанс едет… едет… Охранник кричит на возницу и на мулов, возница обрушивается лишь на этих животных… Поистине адский поезд!