Покойник

открыты.

Марич. О, это очень интересно.

Спасое. Это очень интересно и для полиции.

Марич. Вы не можете рассказать мне что-нибудь более конкретное о моих действиях и махинациях?

Спасое. Я познакомлю вас со всем материалом, собранным против вас, чтобы вы сами могли судить об опасности, вам угрожающей.

Марич. Буду благодарен.

Спасое. Вы, сударь, агент и представитель одной анархистской организации, цель которой – подрыв государства, подрыв устоев общества и уничтожение общественного порядка.

Марич (смеется). Это все?

Спасое. Нет, не все, да вы и сами убедитесь, что это не все, когда я изложу вам весь материал. Следствие начинается с какой-то кражи писем в вашем доме…

Марич. Писем любовных?

Спасое. Так говорите вы, но следствие говорит иначе… Это была кража писем, которые вас сильно компрометировали и раскрывали всю вашу подрывную деятельность. Как только эти письма были перехвачены, ваш ближайший сотрудник в этом деле, какой-то русский эмигрант Алеша, покончил жизнь самоубийством, а вы удрали за границу и тайно жили там в эмиграции три года.

Марич. Впервые слышу. Значит, это были политические письма?

Спасое. Не политические, а революционные, анархистские.

Марич. Можно назвать и так, если измену жены понимать как анархию в браке.

Спасое. Полиции известно содержание этих писем.

Марич. Ах так, их читала полиция?

Спасое. Нет, она их не читала, так как госпожа Рина, желая вас спасти, уничтожила все письма.

Марич. Очень благодарен! Но откуда же тогда полиция знает, что письма были революционные, если только госпожа этого не подтверждает?

Спасое, Разумеется, она это подтверждает.

Марич. Ах, так! Значит, госпожа, если потребуется, может это подтвердить?

Спасое. Конечно, подтвердит.

Марич (обращаясь к Рине). Мне хотелось бы, чтоб госпожа сама об этом сказала.

Рина (смущена и взволнована). Я… я…

Марич. Да, да, да, госпожа даст такие показания, так как это вполне соответствует ее понятиям о морали!

Новакович. Сударь, я не позволю вам оскорблять мою жену!

Марич. Я оскорбляю свою жену, а для вас она только наложница.

Новакович. Пока она носит мою фамилию…

Марич. Фамилию? Не знаю, значит ли это что-нибудь для вас, но для госпожи – ничего не значит! Она носила и мою фамилию и все же имела свой особый взгляд на мораль; теперь она носит вашу фамилию и все равно имеет свой особый взгляд на мораль.

Рина (захлебываясь от волнения и ненависти, со взглядом, полным презрения, в бешенстве кричит). Довольно! (Зло.) Я дам такие показания, дам! (В изнеможении падает в кресло.)

Марич (спокойно и равнодушно). Я вам верю! (Новаковичу.) Ну, конечно, и вы подтвердите это своими показаниями, ведь вам тоже известно содержание писем?

Спасое. Да, господин Новакович тоже это подтвердит. И не только это, он даст показания и об анархистской пропаганде, которую вы проводили среди рабочих на стройке, о сомнительных типах, об агентах различных подрывных организаций Интернационала, которых вы приводили со стороны и брали на стройку, чтобы помочь им замести следы.

Марич. Господин Новакович даст такие показания?

Спасое. И еще многие другие.

Марич (смотрит Новаковичу прямо в глаза и, когда тот опускает взгляд, с глубоким презрением поворачивается к нему спиной и обращается к Спасое). Разумеется, среди этих безупречных свидетелей не будет отсутствовать и ваш уважаемый господин зять?

Спасое. Конечно, и он. Притом его свидетельские показания будут самыми тяжелыми для вас.

Марич. Ах, так?

Спасое. Отправляясь в эмиграцию, для того чтобы замести следы, компрометирующие вас, вы доверили этому молодому человеку некоторые ваши рукописи, как вы выразились, весьма ценные для вас.

Марич. Правильно!

Спасое. Вот видите, вы даже не отрицаете основного факта. Ну, конечно, правду отрицать невозможно. После ваших похорон мой зять, не зная, что делать с оставленными рукописями, начал их просматривать и, к своему великому удивлению, нашел в них секретнейшую революционную переписку с различными иностранными организациями. Переписку, ведущую не только в тюрьму, а прямо на виселицу. Молодой человек пришел в смятение. Он, конечно, не захотел держать у себя такие документы, а передать их полиции – зачем… зачем компрометировать вас, когда вы уже умерли? Мой зять посоветовался с господином Антой, как человеком опытным, и они вместе пришли к заключению – сжечь всю эту корреспонденцию в интересах вашего мира и спокойствия на том свете.

Марич (с ужасом и отвращением). И ваш зять даст такие показания?

Спасое. Да!

Марич. Это подтвердит и господин Анта?

Спасое. Господин Анта… Господин Анта даже поклянется на суде, если это потребуется.

Марич. Жалкий человечишко!

Анта (Новаковичу, скорее по секрету). Вот тебе на, почему же я жалкий человечишко?

Марич. Господин Протич, мне хотелось бы лично от вас услышать, действительно ли вы осмелились утверждать что-либо подобное?

Любомир молчит.

Спасое. Скажи ему, скажи ему смело!

Любомир (мучимый совестью, почти шепотом). Да… я дам такие показания!

Марич (вспыхнув). Негодяй!

Общее движение.

Я думал, вы обыкновенный вор, но вы хуже, вы разбойник с большой дороги!

Анта. Ого!

Спасое. Не волнуйтесь, господа! Ему нечем больше защищаться, он может только оскорблять.

Марич (все еще взволнованный). А вы ожидали, что я буду защищаться? От чего? От кого? От вас – аморальных людишек!

Анта (Новаковичу). Вот те на, теперь уже все мы аморальные людишки!

Марич (взяв себя в руки). Я не должен был позволять себе так волноваться. Такие явления и в такой среде – недостаточная причина для того, чтобы волноваться! (К Спасое.) Итак, вернемся к нашему недавнему приятному разговору. Скажите мне, мой дорогой и ближайший родственник, скажите, и вы будете давать какие-нибудь показания?

Спасое. Что за вопрос, разумеется, и я расскажу все, что знаю. Нельзя же от меня требовать, чтобы я был несознательным и скрывал то, что знаю.

Марич. А что такое вы знаете, что могло бы случайно потревожить вашу совесть?

Спасое. Я точно знаю о крупных суммах в иностранной валюте, которые секретно поступали к вам из-за границы, знаю…

Марич. И это показание вы подтвердите удостоверениями, подобными тем, которые вы представили суду в доказательство нашего родства?