— Вы можете думать что угодно, доктор! Только мне не хочется спать.
— Предпочитаете беседу?
— Да, если и вы, и месье Андре не против.
— Я-то не возражаю, дорогой Фрике, — отозвался спутник маленького кочегара.
— Что ж, поговорим, — согласился доктор.
— Начнем с того, что скоро нас съедят, только неясно, кто именно?
— Как мило!
— Увы, друзья мои, если мы не внесем некоторые коррективы в планы дикарей, то нам суждено быть съеденными.
— Охотно верю! — согласился парижанин. Прежде Фрике обожал чтение и больше всего на свете хотел походить на героев из книг. Несмотря на скромность по отношению к двум другим пленникам, парнишка считал себя (и не без оснований) равным своим спутникам по ценности, как продукт питания, хотя уступал Андре в весе и доктору — в росте.
— Значит, — продолжал юный кочегар, — у этих «бикондо» есть настоящее имя…
— Да, племя называется осиеба.
— Достаточно благозвучное название.
— Что, впрочем, не мешает этим отвратительным дикарям быть на редкость кровожадными.
— Но зачем есть людей, когда достаточно протянуть руку и сорвать прекраснейшие плоды или без особого труда изловить сколько угодно дичи? — изумился Фрике.
— Ваши рассуждения указывают на глубокие философские раздумья. Действительно, местная природа невообразимо богата; здесь есть все необходимое для жизни, и тем не менее люди, населяющие этот благословенный край, употребляют в пищу себе подобных.
— Канальи! — воскликнул юный философ.
— Теперь возьмите народы, живущие в обиженных Богом землях. Например, эскимосы, гренландцы, лапландцы…[29] Так вот, у этих народов больше всего ценится самое сердечное и щедрое гостеприимство!
— Вы правы, доктор! — свою очередь заметил Андре. — Но, скажите, как, по-вашему, нести цивилизацию этим несчастным? Проповедовать Священное писание!..
— Дорогие мои, если бы вы прожили шесть долгих лет среди этих дикарей, поверьте мне, вы бы переменили свое мнение о них. Впрочем, африканские каннибалы, а их немало, по степени невежества и агрессивности значительно уступают австралийским.
— Если же говорить об африканских людоедах, то племя осиеба является самым цивилизованным.
— Вы меня удивляете!
— Тем не менее абсолютная правда; и наиболее добросовестные исследователи подтверждают это. Я бы сослался на труды троих ученых, чьи свидетельства не вызывают ни малейших сомнений: Альфреда Марша, маркиза де Компьень и доктора Швайнфюрта.
— Расскажите поподробнее, доктор! — заинтересованно воскликнул Фрике. — Сейчас только и думаешь, как тебя будут есть.
— Да, конечно, — произнес доктор, внезапно вернувшись к реальности, — и мы вынуждены проводить здесь время…
— Делить друг с другом хлеб-соль…
— Делить хлеб-соль!.. Весьма забавно! В конце концов, вскоре все станет ясно.
— Очень хочется успеть услышать ваш рассказ. Итак, я весь внимание!
— Заранее предупреждаю, рассказ может оказаться довольно длинным.
— Тем лучше! Просим!
— Возможно, вам небезынтересно знать, что племя осиеба принадлежит к огромной семье «фанов» или «пагуинов», которые переместились с северо-запада Африки в экваториальную область и заселили ее вплоть до эстуария[30] Габона.
— Великолепно! Великолепно! Значит, среди честнейших пагуинов, распевающих серенады у казарм морской пехоты и живущих в хижинах с ослепительно красивыми светильниками из панциря черепах, имеются и антропофаги!
— Стоит только взглянуть на их острые, словно у кошек, зубы, — заметил Андре.
— Вы совершенно правы: таковы же выводы маркиза де Компьень в книге «Экваториальная Африка», где он пишет о наших нынешних хозяевах. Не ускользнуло это и от доктора Швайнфюрта, наблюдавшего жизнь племен ням-ням и мубутту. А выходцы из этой семьи весьма многочисленны.
— Сорная трава неистребима, — важно проговорил Фрике.
— Доктор Швайнфюрт оценивает численность племени мубутту не менее, чем в миллион человек, а адмирал де Ланжи утверждает: за десять лет на границах нашей колонии скопились семьдесят тысяч пагуинов. Полагают, к концу столетия цифра утроится.
— Да, но им же здесь не хватит еды!
— Вы судите с точки зрения охотника. А эти безумцы, одержимые жаждой чревоугодия, употребляют в пищу даже трупы умерших от болезней соплеменников.
— Ах, доктор, это уж чересчур! — воскликнул с отвращением Андре.
— Об этом пишет не только маркиз де Компьень, — невозмутимо продолжал доктор, точно читал лекцию в аудитории, — но и Швайнфюрт, имевший возможность долгое время наблюдать за жизнью племени ням-ням, — название звукоподражательно и означает нечто вроде «Кушай-кушай!», обитает в Центральной Африке.
— Между нами, — заметил неунывающий говорун, — название не слишком-то зверское, даже скорее смешное. Племя ням-ням — звучит ласково, хотя… отнюдь не успокаивающе!
— А сами они когда-то называли себя «хвостатыми людьми». Недавно было сделано открытие: у них по сей день есть рудимент[31] вроде бычьего хвостика. Туземцы племени ням-ням, как и пагуины, украшают прически различными ракушками, которые на восточном побережье — те же деньги. Местная валюта, так сказать! Кое-кто принимает в уплату только крупные черные жемчужины с синеватым отливом, отвергая все прочие разновидности. Кстати, для охоты туземцы держат собак. Охотничьи собаки племени ням-ням невелики и напоминают шакалов, уши имеют длинные, на концах округленные, шерсть — короткая и гладкая, хвост — маленький, крючком, как у поросенка, голова — крупная; морда — остроконечная.
При этом маркиз де Компьень заметил, что у пагуинов все собаки одной породы. Вернувшись из весьма удачной экспедиции, проведенной совместно с Альфредом Маршем, и увидев собаку той же породы, путешественник решил, что племя осиеба принадлежит к этой же этнической группе, однако доктор Швайнфюрт составил настолько поразительную схему, что я могу воспроизвести ее почти буквально.
Из всех племен Африки каннибализм наиболее ярко выражен у племен ням-ням и мубутту. Соседствуя на севере и на юге с менее развитыми черными племенами, они относятся к последним с нескрываемым презрением, считают предметом охоты, законной добычей, поскольку питаются не столько мясом диких животных, сколько человеческой плотью.
Тела убитых тотчас же расчленяются, мясо коптится и заготавливается впрок. Пленников связывают и содержат довольно долго, когда же приходит черед, утоляют ими ужасающий аппетит победителей. Человеческий жир вытапливается и употребляется для приготовления пищи.
— Какой ужас! — отвращением произнес Андре.
— Да, — подхватил Фрике, — все весьма неутешительно. Таково наше будущее, о котором вам Шменфюрт… как же его, черт побери, зовут? Какая-то неблагозвучная прусская фамилия…
— Швайнфюрт, мой юный друг. Этот весьма эрудированный ученый и прекрасный человек заслуживает всяческого уважения. Во время нашей несчастной войны[32] он находился в центре Африки и не побоялся выступить с публичным протестом. Большинство же его коллег в лепешку расшибались перед теми, кто творил произвол, разве что живьем никого не ели, как примитивные
