И, не теряя ни секунды, он разрезает веревки, связывающие пленников, затем подходит к часовому, из предосторожности связывает ему руки и ноги, затыкает рот и спрашивает Шарля:
– Вы не ранены?
– Нет! – отвечает молодой человек.
– Прекрасно, так подвяжите себе этот канат под мышки и вылезайте в люк. Я вас спущу в воду, доплывете до носовых якорей и отвяжите привязанную к якорным цепям пирогу, затем подгоните ее к этому люку и потом не шевелитесь.
– Понял! – отозвался Шарль, наскоро пожал руку Маркизу и стал спускаться через люк ногами вперед, тогда как Маркиз постепенно сдавал канат.
Две минуты спустя чуть слышный стук каната о борт дал знать Маркизу, что пирога уже на месте.
Во избежание возможного недоразумения, Шарль слегка встряхивает канат, и это сотрясение передается Маркизу, как электрический ток.
– Ну, теперь за тобой очередь, мой добрый толстяк, – говорит Маркиз Раймону, который ужасно страдает от своей раны. – Черт побери! Пролезешь ли ты в этот люк? Можно ли иметь такое брюхо, когда затеваешь поиски приключений! – шутит неисправимый Маркиз. – Уф! Наконец-то пролез! .. Ну, и нелегко же это! .. Только бы канат выдержал! Ну, слава Богу! .. Все обошлось благополучно!
Затем пришла очередь Винкельмана, потом Табиры.
– Ну, а теперь ты, мой славный Фриц!
– А ты сам как же?
– Не беспокойся! Когда ты будешь уже в пироге, то я привяжу канат к средине этого здоровенного копья, которое положу поперек люка, и, как видишь, устроюсь прекрасно. Да, кстати, скажи там остальным, что я здесь немного задержусь, так чтобы они не тревожились и ждали меня терпеливо. Мне хочется устроить им маленький сюрприз, а также и тем веселым господам, которые так беспечно пируют на палубе!
– Но смотри, будь осторожен, Маркиз!
– Не бойся!
Когда Фриц в свою очередь скрылся за бортом, а затем вскоре дал знать товарищу о своем прибытии на место, тем же легким сотрясением каната, Маркиз привязал свой конец каната к середине древка копья, снял фонарь, и, накрыв своей курткой, стал осторожно спускаться с ним по лестнице, ведущей в трюм. Здесь, как, впрочем, и повсюду на судне, кроме кормовой палубы, где шел пир, не было ни души. Все двери стояли настежь; нигде ни замков, ни запоров.
– Бочонки должны быть здесь! – пробормотал про себя Маркиз. – Ну, конечно! .. А что это… тафия! Нечего сказать, дикарям есть что пить, если только я дам им срок… А-а! .. Вот они! .. – воскликнул он немного погодя, наткнувшись на четыре небольших бочонка, вместимостью приблизительно в шестьдесят литров, стоявших несколько поодаль, в стороне от других.
Выбрав один из них, он ударом своего тесака выбил втулку, просунул в дыру два пальца, ощупал ими что-то сыпучее, похожее на порошок, и добавил:
– Ну, так и есть, порох!
Он вынул из фонаря свечку, осмотрел ее, затем с удивительным спокойствием духа и самообладанием, ни минуты не задумываясь и не моргнув даже глазом, всунул зажженную свечку в отверстие для втулки прямо в порох.
После того храбрец не спеша направился к выходу, ступая осторожно, чтобы не наткнуться на что- нибудь, но вдруг одумался и вернулся назад.
– Пожалуй, это протянется долго, – пробормотал он и все так же не торопясь всунул свечку наполовину глубже в порох, так что пламя ее едва выступало из отверстия втулки.
– Ну, на этот раз полно смеяться! .. А теперь поторапливайся, Маркиз, хоп-ля!
В две минуты он был уже у люка; еще минута, и он уже спускался по канату в ожидающую его пирогу, где его друзья, в страшной тревоге, уже считали секунды.
– Ну а теперь, друзья мои, за весла! .. Работай дружно! А то здесь скоро жарко будет! – добавил он.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил Шарль.
– Э, милейший, развлечения здесь редки или, вернее, не развлечения, а представления.
– К чему вы это говорите?
– А вот к чему: драма, которая здесь разыгрывалась, подходит к концу; актеры сейчас уйдут за кулисы, а потому было бы досадно, если бы все это представление не имело никакой развязки!
– Но развязка налицо, мой милый, и совершенно иная, чем мы думали, благодаря вам, Маркиз!
– Не хочу спорить с вами, но такая развязка лишена эффекта, а потому я как человек, страшно влюбленный в свое искусство, подумал о красивом апофеозе! Да, кстати, скажите мне, как, на ваш взгляд, далеко ли мы отошли теперь от судна?
– Так, приблизительно на триста метров, если не больше!
– Прекрасно! Нам отсюда отлично будет все видно, и вместе с тем мы не рискуем пострадать от трюка или быть забрызганы!
– Но вы говорили о каком-то апофеозе?
– Да… смотрите! ..
В этот момент громадный столб пламени поднялся во мраке ночи и взвился прямо к небу, затем
