– Да, знал!
– Что ты, кроме того, по прибытии на место не по лучишь обещанного вознаграждения за труды?!
– Да!
– Почему же, зная все это, ты не остался на судно до конца путешествия и твой товарищ тоже?
– Я не знаю!
– А почему вы вернулись сюда обратно?
– Здесь есть канаемэ.
– Что же, ты еще раз попробуешь бежать?
– Не знаю!
– Ну, довольны вы, сеньор? – обратился мулао к молодому человеку.
– Теперь знаете, что о них можно думать?
– Это что-то невероятное… глупее Бог знает чего если только это не притворство! – прошептал про себя Шарль.
– Ну а теперь мы расплатимся с ними: вы поплатитесь мне за вашу проделку!
– Да! – согласился индеец с пассивной покорностью, не пытаясь даже молить о прощении.
Шкипер крикнул одного из людей экипажа, который, как и его товарищи, сидел на корточках несколько в сторонке, безучастно присутствуя при этой сцене.
Зная установленный в подобных случаях порядок, он подошел к одному из связанных, развязал ему руки, получил от шкипера железную часть заступа и принялся со всей силы бить ею по ладони правой руки дезертира.
Шкипер между тем считал удары:
– Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять! Довольно! Теперь бей по другой руке.
И палач, все так же невозмутимо и флегматично, продолжал ударять со всего маха по руке своего товарища, нимало не смущаясь криками и воплями.
Дав таким образом пятьдесят ударов по рукам и столько же по подошвам ног, несчастного снова связали, положив животом вниз на припеке так же, как он лежал раньше. Товарищ его получил ту же порцию, хотя экзекуцию над ним проделал другой индеец, сменивший заморившегося палача, после чего его положили рядком с первым на солнышке, связав и ему руки за спиной, а большие пальцы обеих рук связав вместе тоненькой бечевочкой.
Пассажиры, разбуженные неистовыми криками, воплями и воем злополучных жертв, не верили своим глазам: подобное наказание глубоко возмущало их.
– Послушайте, господа, надо быть благоразумными! Вы, может быть, думаете, что индейцы озлоблены против меня за то, что я их так проучил? Нимало, могу вас в том уверить! Такая аргументация, соответствующая их пониманию, дает им, напротив, самое прекрасное мнение обо мне! Вот вы сейчас сами увидите. Скажите, довольны вы вашим шкипером? – обратился он к наказанным.
– Да, довольны! – ответили прерывающимися, дрожащими голосами только что так ужасно наказанные беглецы.
– А почему вы им довольны?
– Потому, что шкипер поручил нашим же товарищам наказать нас!
– Но ведь ваши товарищи били вас больно!
– Да, но мамалуко (то есть метисы, помесь белых и индейцев) бьют еще гораздо больнее и дольше!
– Ну да, конечно! Знаете ли, что они всыпают им по сто ударов палкой по пяткам и подошвам ног! – пояснил он пассажирам.
– А белые?
– Белые бьют еще хуже: они бьют, пока не переломают кости, а когда кости переломаны, человек не годится больше на работу, и тогда его кидают в воду, чтобы даром не кормить.
– Значит, я лучше и мамалуков, и белых?
– Да, лучше!
– Что же, будете вы опять пытаться бежать?
– Нет!
– А почему нет?
– Потому, что мы боимся канаемэ!
– Вы теперь сами видите, сеньоры, что они неисправимы!
– Но скажите мне, сеньор Хозе, что это за канаемэ, которые, как вижу, внушают этим людям безумный страх!
– О, сеньор, – отозвался мулат, понизив сильно задрожавший голос,
– это ужасные люди, живущие исключительно только ради убийств. Воспитываясь из поколения в поколение для грабежа и убийств, они не знают с самого раннего детства никакой другой цели, кроме убийства ради убийства; так как они не людоеды, они изготовляют себе только ожерелья из зубов своих
