ружье не отличается ни правильностью полета, ни силой удара.
Нельзя, конечно, утверждать, что лук может выдержать сравнение с нарезным оружием, о котором здесь нет речи. Но деревянный лук, в два метра высоты, спускающий стрелу почти такой же длины, в руках индейца безошибочно попадает в самую маленькую обезьянку или в птицу величиной с фазана, на расстоянии ста – ста двадцати метров. Какой охотник-европеец может проделать то же самое с гладкоствольным охотничьим ружьем?
Автор этого рассказа своими глазами видел, как индейцы марони пробивали навылет лимон, насаженный на стрелу, воткнутую в землю, на расстоянии сорока и пятидесяти метров, или убивали наповал сидевших на самой вершине деревьев маленьких ревунчиков и макак, а также и птиц. И в этом нет ничего удивительного: это по силам любому стрелку среднего уровня; настолько постоянное упражнение и навык развили в них умение владеть своим излюбленным оружием.
Кроме того, лук имеет преимущество: он не производит шума, могущего спугнуть дичь или предостеречь заблаговременно врага. Наконец, возобновление запасов стрел несравненно легче и доступнее, чем возобновление израсходованных пуль и пороха, не говоря уже о том, что последние портятся под влиянием сырости.
Все эти преимущества лука в достаточной мере объясняют нам предпочтение, какое индейцы отдают ему перед огнестрельным оружием, которое долгое время не пользовалось доверием даже у цивилизованных народов.
Изумительная ловкость в стрельбе из лука не является, однако, исключительной привилегией только одних дикарей. Нам известно, что во времена, еще не столь отдаленные, наши предки также были виртуозами этого искусства.
Стоит только вспомнить времена Франциска I, короля Франции, и перенестись мысленно к 1520 году, когда король Англии, Генрих VIII, выдающийся стрелок и страстный охотник, состязаясь с лучшими французскими стрелками, всадил все свои стрелы в центр цели, стреляя на расстоянии 240 ярдов, или 218 метров. Между тем этот подвиг английского короля не является чем-то исключительным, и многие стрелки могли сделать то же самое. Не подлежащие сомнению документы позволяют утверждать, что пернатые стрелы, в противоположность стрелам более тяжелым и потому менее дальнобойным, могли попадать в цель на расстоянии до 600 ярдов, то есть приблизительно до 546 метров, и что на расстоянии 400 ярдов, или 364 метров, хороший стрелок часто попадал в червонец.
К тому же указы этого короля, Генриха VIII, относительно стрелков из лука говорят сами за себя. Так, например, мы не без удивления узнаем, что каждому английскому подданному мужского пола вменялось в обязанность умение стрелять из лука и обучение этому своих детей. Формально воспрещалось каждому мужчине, достигшему двадцатичетырехлетнего возраста, стрелять ближе, чем на расстояние 220 ярдов, то есть 200 метров, – пернатой стрелой, и ближе 140 ярдов, то есть 127 метров, – тяжелой стрелой.
Сила удара этого примитивного метательного снаряда, изготовленного из обыкновенного тисового дерева, просто изумительна. Так, например, отряд стрелков в сто человек, в 1548 году, стрелял в присутствии короля Эдуарда II на расстоянии в 400 ярдов (364 метра), и стрелы, попавшие в цель, пробили насквозь дубовую доску толщиною в 27 миллиметров, не уклонившись ни на йоту.
Если современные нам южноамериканские индейцы не такие удалые борцы, как прежние европейские стрелки, то они тем не менее остаются несравненными стрелками.
Так и Шарль Робен ничуть не был удивлен, заслышав странный вой вслед за просвистевшей в воздухе стрелой.
Между тем, он пустил ее по меньшей мере на расстоянии ста метров. Зазубренный наконечник стрелы вонзился, точно в мягкий клубок, в спину одного мура, и несчастный, раненный насмерть, забился в предсмертных муках, издавая глухое хрипение.
Испуганные товарищи огласили воздух диким ревом и разбежались в разные стороны, не подумав даже оказать хоть какую-нибудь помощь умирающему.
– Раз! – проговорил Шарль, хладнокровно приготовляя вторую стрелу.
Случайно во время бегства другой индеец очутился подле молодого француза. Мура бежал с быстротою лани; Шарль подпустил его на расстояние 20 шагов и затем пустил в него стрелу, которая пробила ему шею. Индеец упал, не издав ни звука, а изо рта хлынула кровь.
Шарль одним прыжком выскочил из засады, отстегнул у павшего врага его лук и стрелы с железными наконечниками, его тесак и кисет с огнивом и трутом и небольшим количеством шелкового пуха. Молодой европеец вынужден был прибегнуть к такому ограблению.
Теперь число осаждающих уменьшилось на два человека, то есть их осталось всего 6. Положение Шарля от этого еще не улучшилось, а скорее, наоборот. Оправившись от страха и мура и бразильцы поняли, что с беглецом надо считаться, тогда как раньше они даже не подозревали в нем ни ловкости, ни смелости.
Они решили противопоставить его тактике индианизированного европейца свою тактику и хитрость природных дикарей и побить его же собственным оружием.
Забрав все, что он считал нужным, Шарль, не теряя ни минуты, временно вернулся на прежнее место в свою засаду, где он был защищен с трех сторон толстыми стволами деревьев, образовавших род ниши. До его слуха издали доносился разговор вполголоса, и он не без основания полагал, что это враги обсуждают план нападения. Не имея возможности ничего предпринять, молодой человек стоял неподвижно, притаившись за стволами и напрягая слух и зрение.
Вскоре ему показалось, что на том самом месте, где упал только что убитый им мура, какая-то неподвижная темная тень вдруг слегка заколыхалась и ясно вырисовалась, как на экране, на более светлом фоне ствола.
Без сомнения, это новый враг, который также исследовал почву! Не теряя ни минуты, Шарль пустил стрелу и услышал отчаянный возглас.
Спустя две минуты тень снова появилась, и он снова пустил в нее стрелу. Опять послышался крик, и все смолкло.
– Странно! – подумал молодой человек, которым вдруг овладело смутное беспокойство. – Я положительно не могу объяснить себе, каким образом эти мура, правда, чрезвычайно малодушные, но при том и чрезвычайно хитрые, стоят все на одном и том же месте и как бы добровольно подставляют себя под мои выстрелы! Здесь, наверное, что-нибудь да не ладно!
