На беду, припасов в отряде было очень мало. Андрэ с первого дня осады ограничил до минимума ежедневную порцию пищи, чему все покорились без малейшего ропота. Тщетно пытался он предпринять отчаянные вылазки, – ничего из его усилий не вышло. Численность врагов с каждым днем возрастала и скоро дошла до двух тысяч.
Бедные даяки от постоянного голода крайне исхудали и ослабели, но мужественно переносили страдания. Европейцы, изнуренные лихорадкой, без страха глядели в лицо смерти. С начала осады прошло двадцать два ужасных дня, и роковой исход был не за горами. Но на двадцать третий день из лагеря осаждающих, держа в руке пику с привязанным к ней белым флагом, вышел человек высокого роста, одетый полумалайцем, полуевропейцем и направился к блокгаузу.
Андрэ, еле держась на ногах от истощения, вышел ему навстречу. В стене блокгауза одно бревно было установлено так, что могло отодвигаться в случае необходимости, и через образовавшееся отверстие можно было вести переговоры сколько угодно, не опасаясь предательства.
Парламентер подошел к стене на расстояние слышимости и потребовал, чтобы маленький гарнизон блокгауза сдался. Андрэ рассердился и уже хотел дать посланному гневный ответ, но тот как будто одумался и поспешил прибавить:
– Мы вас знаем и знаем, чего вы хотите. Нам известно, с какой целью вы вторглись в землю магараджи.
– Нечего зубы-то заговаривать! – вполголоса сказал Пьер де Галь, ни к кому не обращаясь. – Ступай-ка, молодец, убирайся отсюда подобру-поздорову.
– То, что вы задумали, бессмысленно, – продолжал парламентер. – Будь с вами даяки со всего острова, и то вы не имели бы успеха. Магараджа силен, войска у него много, и оно уже двинулось на вас…
– К чему вы это говорите? – спросил Андрэ.
– К тому, что почетный плен лучше бесполезного убийства. Сдавайтесь.
– С условием, – гордо сказал Андрэ. – Позвольте даякам беспрепятственно удалиться, а нам пусть будет гарантирована жизнь.
– Вы в нашей власти, а сами диктуете условия.
– Разве мы в вашей власти? У нас есть порох, мы можем устроить взрыв и, кроме того…
– Нет, зачем же, – живо перебил его парламентер. – Мне приказано доставить вас живыми на суд магараджи, который вместе с английским резидентом решит вашу участь.
– Что за историю он нам рассказывает? – спросил удивленный доктор.
– Сам не понимаю, – отвечал ему тихо Андрэ. – Здесь какое-то недоразумение, должно быть. Впрочем, вмешательство английского резидента будет для нас надлежащей гарантией.
– Вы согласны? – спросил парламентер.
– Даяки будут свободны?
– Будут.
– А нам будет оставлено оружие?
– Будет.
– Чем вы можете поручиться?
– Клятвою на священном коране пророка.
– Хорошо. Еще один вопрос. Зачем нам нужно явиться к английскому резиденту?
– Для объяснения по трем обвинениям: в морском разбое, в захвате корабля «Конкордия» и в убийстве баронета сэра Гарри Паркера, брата лабонанского губернатора.
Через неделю Андрэ Делькур, доктор Ламперриер, Пьер де Галь и Князек под многочисленным караулом прибыли в столицу магараджи. Их привели, не лишая оружия, в роскошный дворец в центре города, окруженный индусскими и малайскими солдатами. Затем их ввели в огромный зал, в конце которого было устроено возвышение, богато задрапированное дорогими тканями. На возвышении сидел человек, весь закутанный в белую одежду, с огромной чалмою на голове. Вокруг возвышения, почтительно вытянувшись, стояли телохранители, вооруженные английскими карабинами. Европейцы поискали глазами английского резидента и невольно вздрогнули, убедившись, что его здесь нет.
Неужели парламентер их обманул? Неужели они останутся беззащитными перед этим магараджей, которого они не могли даже рассмотреть хорошенько и который сидел перед ними развалясь и беспечно курил длинную турецкую трубку?
– Господин Андрэ, – тихо сказал Пьер де Галь, – а мы, ведь, кажется, того… попались.
В эту минуту в огромном зале раздался чрезвычайно странный крик, какого, вероятно, ни в одном дворце никогда не слыхали. Это был резкий, протяжный, насмешливый крик, как кричат в Париже уличные мальчишки. Графически этот крик можно изобразить так:
– П-и-и-и-у-у-у-фюить.
ГЛАВА XIII
Читатель, вероятно, помнит, что разговор мисс Бланш с Боскареном был внезапно прерван ужасным шумом, поднявшимся на улицах города. Это происшествие произвело на каждого из собеседников совершенно разное впечатление.
Свеженькое личико девушки осветилось нескрываемою радостью, а бледное лицо бандита позеленело и исказилось от ярости и тревоги.