Берлин, 1979
Я получил отличное задание: сделать серию модных снимков в моих родных местах для недавно возрожденного немецкого «Vogue». Немецкого издания журнала не было с двадцатых годов, да и тогда оно существовало недолго.
Меня поселили в пансионе «Дориан» на боковой улице, в двух шагах от Курфюрстендамм. Предполагалось, что я остановлюсь либо в «Кемпински», либо в «Шлоссотель Герус» в Грюн-вальде — в роскошных берлинских гостиницах, которые мне так нравятся, — но на этот раз я счел более уместным удовлетвориться настоящим берлинским пансионом наподобие того, который был увековечен Кристофером Ишервудом. Пансион «Дориан» — совершенно особенное место. При нацистах там находился знаменитый бордель, часто посещаемый партийными бонзами: уютный, старомодный, с шелковыми абажурами и большими картинами, написанными масляными красками.
Я снял комнату на первом этаже, справа от входа. Большинство постояльцев работают в разных театрах.
Пока я гостил здесь, выяснились кое-какие интересные подробности. Сейчас пансионом управляет дочь умершего хозяина. Ей примерно шестьдесят пять лет, она мила, эксцентрична и обладает тем особенным берлинским чувством юмора, которое я люблю. Одна из моих берлинских знакомых, которую я время от времени приглашаю отобедать вместе, работает «девушкой по вызову». Она рассказала мне, что некоторые из старых клиентов Китти приходят в ее пансион для встреч с юными девушками.
Одна комната зарезервирована специально для таких случаев. По пути в ванную я вижу открытую дверь. Я заглядываю внутрь: комната гораздо просторнее моей, мебель более уютная, и все обтянуто шелком. Точно, это та самая комната. В выходные дни я внимательно наблюдаю за посетителями и действительно вижу, как приходят и уходят хорошо одетые мужчины в возрасте за шестьдесят лет, которые выглядят так, словно вышли из кинофильма о нацистах.
Перед отъездом из Парижа в Берлин я снова предавался мучительным раздумьям о том, как лучше сделать эту серию фотографий. Я спросил редактора, можно ли будет снимать только немецкие фасоны и сделать акцент на нижнем белье. Мне казалось, что не имеет смысла фотографировать французскую одежду в Берлине. Наконец у Джун появилась отличная мысль: почему бы не проводить съемку в тех местах, где я часто бывал мальчишкой, когда жил там? В самолете я составил список, а по прибытии в Берлин взял такси и совершил объезд по памятным местам. К моему удивлению, многие из них совершенно не изменились с два-дцатых—тридцатых годов.
Магазин нижнего белья на Нюрнбергерштрассе сегодня кажется нереальным. Сцены с девушками в нижнем белье на берегах озер напомнили мне о былых днях, когда мы ходили плавать на озере и сбрасывали одежду на берегу. Я как будто заглянул в -свое прошлое. Мне повезло с освещенностью: над городом каждый день нависали большие черные тучи, придававшие сценам особую мрачность и напряженность. Я называю это «черным светом».
«Большие обнаженные фигуры», 1980
В 1980 году я начал снимать две тематические фотосерии. Серия «Большие обнаженные фигуры» началась в 1980 году и была навеяна полицейскими фотографиями захваченных немецких террористов из «Красных бригад». С перерывами я сделал двадцать один снимок из этой серии до 1993 года. Также в 1980 году я начал серию «Одетые и обнаженные», которую забросил в 1990 году, поскольку технически она была слишком сложной для продолжения.
Сомюр, 1980
Я в казарме «Cadre Noir»[ 13 ]. Французский «Vogue» предложил мне сделать серию фотографий одежды от Версаче для сентябрьского выпуска. На одном из сеансов я попросил редактора отдела моды описать мне стиль коллекции. В нем смутно проглядывали армейские мотивы — кожа, бриджи для верховой езды и так далее. Мне показалось, что это будет хорошо смотреться на фоне молодцеватых кавалеристов. Интересно, существует ли еще кавалерия во французской армии? Я обратился с этим вопросом к редактору, у которой есть очень хорошие связи в высших кругах французского общества. Она сообщила, что во французской армии действительно существует корпус элитной кавалерии, но может быть очень трудно получить разрешение на съемку. Несколько дней спустя мне позвонили из редакции и дали зеленый свет.
Мы на день приехали в Сомюр, чтобы осмотреться. Место оказалось очень красивым, с большими зданиями и замечательной старой школой верховой езды. Я видел, как офицеры занимаются выездкой своих лошадей. Антураж был подходящий, но хватит ли этого для успешной съемки? Я равнодушно отношусь к лошадям, но кавалеристы выглядели очень впечатляюще в своих черных мундирах без карманов, так что очертания были идеальными. Мне редко приходилось видеть такую элегантность поз, ходьбы и движений, не говоря уже о том, как они выглядели в седле. Довольно странно, однако, что все они оказались заядлыми курильщиками; некоторые пользовались изящными черными мундштуками. Они курили даже на скаку. Но где, черт возьми, они держат свои сигареты, если у них нет карманов?
Неделю спустя мы приехали на съемки. По плану сеансы должны были продолжаться в течение двух дней, что является идеальным рабочим временем для меня. После второго дня мое внимание начинает рассеиваться, и процесс съемки становится скучной работой. Я отношу это на счет своей поверхностной натуры. Именно поэтому я никогда не смогу снимать кино: работа над одним проектом в течение месяца или даже года кажется мне чем-то невероятным. Красота фотографии заключается в том, что она обходится сравнительно дешево, а съемки можно проводить быстро, с минимумом обслуживающего персонала и оборудования. Если вы «запороли» одну работу, на подходе всегда найдется другая, на которой можно
