Комендант, инженер и их спутник остались стоять, а охранник упал. Бандиты зацепили багром его за пояс и потащили. Один из каторжников занес над ним топор…
Инженер, увидев это, прыгнул навстречу опасности и так грозно закричал, что мятежники остановились. Охранники стали стрелять из револьверов. Сильным ударом ноги в живот инженер отбросил человека с топором и крикнул охранникам:
— Не стрелять!
Рукой, крепкой как железо, он поднял упавшего солдата и поставил его на ноги и тут же подхватил тяжелый топор. Размахнувшись им, как простой палкой, отважный гость коменданта подошел к страшной толпе и решительно потребовал:
— Сложить оружие, негодяи! Сложить оружие! Или я всех перебью!
Ошарашенные подобной неустрашимостью, каторжники заворчали, стали отступать назад с покорным видом.
В то же время показал себя героем и приятель инженера. Готовые на все бандиты окружили коменданта и начали дергать его за одежду, толкать. Один негодяй даже схватил его за горло. Анатоль Бодю мгновенно сунул мерзавцу в глаза раздвинутые два пальца. И тот, на миг ослепленный, спотыкаясь попятился.
— Смотри мне! — вдогонку юноша. Второй бандит получил страшный удар по шее ребром ладони и рванул назад.
— Гляди, горло перережу!
Третий взвыл от удара по берцовой кости и замер на месте.
— Давай-ка ноги в руки…
Четвертый стал жертвой мастерского удара по животу.
— И этот готов!
Пятый выплюнул два зуба, которые выскочили не без помощи каблука разъяренного гавроша [183].
— Ешь теперь кашу!
Проклятия, стоны, крики ярости и боли, угрозы неслись со всех сторон, но у толпы, еще минуту назад сплоченной и наглой, как бы сломали хребет: на глазах она превращалась в какую-то неорганизованную массу.
— Эй вы! — пронзительно закричал запугавший всех гаврош. — Отойдите от шефа! Или берегите свои морды!
Предупреждение сработало. Через несколько секунд коменданта освободили. Он был слегка потрепан и в разорванной одежде. Несмотря на подавляющее численное превосходство, мятежники, ворча, начали медленно отходить. Крики стали уже не такими угрожающими. Каторжники изумленно глазели друг на друга и обменивались репликами [184], в то время как ярость их постепенно гасла.
Комендант, сохранявший изумительное хладнокровие, сделал знак и крикнул своим:
— Все ко мне!
Охранники, крепко избитые и контуженые, сгруппировались вокруг коменданта, зажав в руках револьверы. А инженер тем временем, смело приблизившись к бандитам, потрясал топором и продолжал требовать:
— Бросай оружие!.. Гром и молния! Бросай оружие!
Анатоль, со своей стороны, призывал всех к порядку, но менее энергичным образом:
— Оставьте нас в покое и п-подите прочь… Мы на вас уже нагляделись!
Фактотум говорил все это, посмеиваясь, стоя очень близко от бандитов, один против всех.
И вот все закончилось. Мятеж, который мог иметь ужасные последствия, постепенно захлебнулся. Сопровождаемый ворчанием недовольных, пожар сопротивления потухал, как и пламя, пожиравшее здания.
Надсмотрщики столпились вокруг начальника, а он спокойно сказал своим спутникам:
— Вместе со мной вы приехали в самый ад каторги и помогли из него выбраться коменданту и этим славным солдатам! От их и от своего имени я всем сердцем благодарю вас.
Инженер, водрузив на нос свое задымленное пенсне, упавшее во время кутерьмы, и вновь прикрепив его к шелковому шнуру, ответил, склонившись в поклоне:
— Мы сделали что могли. Это наш долг.
А охранник, который так счастливо избежал топора убийцы, в восхищении посмотрел на француза. Не скрывая своей радости, он, растроганный и признательный, промолвил:
— Железный человек.
А про себя подумал: «Где, черт возьми, я уже видел эти глаза?»
ГЛАВА 3
В шестидесяти километрах вверх по течению реки от Сен-Лоран-дю-Марони расположен Со-Эрмина. Это первое из скалистых заграждений, которые, мрачно спрятавшись в воде, в бесчисленном количестве выступают вплоть до самых истоков Итани.
Лет двадцать назад географы и дипломаты единогласно признали, что Итани — не что иное, как верховье Марони. Мнение спорное, не подтвержденное никакими научными доказательствами. Но оно имело своим последствием то, что колонию ограничили строгими пределами и по зрелому размышлению отрезали ее в пользу Голландии. Увы! Французским полномочным представителям оказалось плевать на свои территории.
Не согласимся лишний раз с этим решением и пойдем дальше.
Итак, три главных притока [185], которые образовали нашу большую экваториальную реку, были перерезаны несколькими водопадами, очень высокими и неприступными и пересеченными на спуске головокружительными стремнинами. Их скорость, хоть и представляющая опасность для путешественников, доставляет им наслаждение, сходное с радостью быстрой езды на автомобиле. Три индейские пироги, следовавшие одна за другой на расстоянии сотни метров и спускавшиеся вниз, приготовились преодолеть Со-Эрмину. Длинные, узкие и крепкие, они бросались в это нагромождение скал и островков, о которые разбивались волны, ворча и ярясь, пенясь и взвиваясь вверх. Это заграждение вытянулось примерно на восемь километров, и, чтобы преодолеть его, требовалась не только сила, но внимание и опыт.
В первом судне сидели четыре человека. Два высоких черных лодочника, почти нагие атлеты [186], и два белых пассажира: молодой человек и девушка. Лодочники работали длинными веслами, в их руках они скользили, словно были сделаны из слоновой кости.
Один из негров, обратившись к молодой женщине, громко спросил:
— Будем продолжать путь… мамзель?
— Да, Башелико. Гребите, мой друг.
Судно уже было неумолимо захвачено течением.
Внимательные, настороженные, мужчины работали веслами, называемыми на туземном наречии такари, и с первого взгляда узнавали путь, по которому им предстояло пройти среди острых скал и хлопьев пены.
Пирога легко лавировала и неслась в водяной пыли под урчание водопадов. Через некоторое время показалась скала.
Лодочник, сидевший впереди — хозяин или боцман, — упер в грудь один конец такари, а другой тут же нацелил на речной риф [187].
Сильный удар отозвался на корпусе лодки и груди человека.
Твердый, как камень, искусный лодочник даже бровью не повел. Пирога слегка накренилась, но задний лодочник ударом своего такари выпрямил ее, и она продолжала плыть через бушующие воды, отскакивая от скалы к скале.
И всякую минуту этот маневр, элегантный и опасный одновременно, возобновлялся. При мысли о
