ответственные за контроль над полицией, сами были полицейскими и чаще всего занимали сторону сослуживцев. Мы признали, что это просто смешно — сообщать о недопустимом поведении полицейских таким же полицейским. Мы надеялись изменить саму ситуацию, в которой происходят стычки с полицией, — следовать за полицией с оружием в руках и тем самым заставить полицейских изменить свое поведение. Община должна была заметить это и проявить интерес к партии. Таким образом, наши вооруженные патрули становились в том числе и способом пополнения рядов партии.
Поначалу патрулирование имело абсолютный успех. Растерянные и напуганные, полицейские не знали, как им следует поступать, потому что они не сталкивались с такими патрулями раньше. Полицейские были знакомы с патрулями, поднимавшими тревогу. Подобные патрули действовали в других городах. Однако никогда еще оружие не становилось неотъемлемым элементом программы по патрулированию. С оружием в руках мы уже не был подчиненными, мы были равны полицейским.
Если мы были не в патруле, то все равно останавливались, стоило нам увидеть, как полицейские допрашивают нашего брата или сестру. Вооруженные, мы прохаживались неподалеку, следя за полицейскими с «безопасного» расстояния. Важно было не давать полицейским повода утверждать, что мы мешаем выполнять им служебные обязанности. Мы спрашивали жителей общины, не нарушали ли их права полицейские. В большинстве случаев при виде нас полицейский быстро убирал свой блокнот в карман, садился в машину и улепетывал без оглядки. Остановленные полицейским граждане при нашем появлении приходили в не меньшее изумление, чем стражи порядка.
В моей машине всегда лежали сборники законов. Порой, когда мне случалось видеть полицейского, пристающего с расспросами к чернокожему гражданину, я останавливался где-нибудь поблизости и начинал читать вслух подходящие отрывки из Уголовного кодекса, чтобы было слышно всем присутствующим. Цитируя Уголовный кодекс, мы просвещали тех, кто глазел на полицейских за работой. Если полицейский арестовывал гражданина и забирал его в участок, мы ехали следом и сразу же вносили залог. Многие жители общины сначала никак не верили, что мы болеем за них всем сердцем и нам ничего от них не нужно. Раньше никто не оказывал им поддержку или содействие, когда они сталкивались с полицией. Но теперь появились мы, гордые чернокожие, вооруженные пистолетами и знанием закона. Немало граждан вступали в нашу партию, только-только выйдя из тюрьмы. Статистика убийств и насилия, совершенных полицейскими, в наших общинах резко снизилась.
Изо дня в день мы занимались патрулированием. Иногда мы садились полицейскому на хвост и преследовали его, выставив напоказ наше оружие. Если он кружил по кварталу или старался зайти к нам в тыл, мы ему не мешали, и в итоге он выбивался из сил, а мы по-прежнему маячили позади него. Так или иначе, мы отнимали у полиции порядочно времени, которое, в противном случае, было бы потрачено на притеснение негров.
По мере того, как росли наши силы, мы удвоили патрули, а затем и утроили их. Теперь наше патрулирование распространялось на всю близлежащую территорию, охватив Окленд, Ричмонд, Беркли и Сан-Франциско. Большая часть патрулей занималось обычным обходом общины. Вместе с тем у нас не было строгого графика патрулирования, чтобы полицейские не имели возможности предупредить наш выход. Они никогда не знали, где и когда мы покажемся. Это могло случиться поздно вечером или рано утром. Некоторые браться выходили на патрулирование каждый день в одно и то же время, но никогда не повторяли свой маршрут. Основная цель патрулирования заключалась в том, чтобы научить общину защищаться от полиции, и для этого мы не нуждались в четком расписании. Мы сознавали, что невозможно обеспечить полную защиту какой-либо территории. Лишь сама община могла эффективно обороняться и, в конце концов, освободить себя. Мы хотели всего лишь показать общине, как можно этого добиться. Мы распространяли наши печатные материалы и программу среди граждан, которые собирались вокруг нас, обсуждали с ними проблему защиты общины. Мы объясняли им их права в отношении оружия. Количество членов партии росло не переставая.
От «Черных пантер» всегда требовалось и до сих пор требуется осуществлять свою деятельность в рамках закона. Это требование постоянно звучало на наших семинарах по политической подготовке, а также, когда мы объясняли, как следует носить оружие и обращаться с ним. Если бы мы преступали закон, тем самым мы дали бы полицейским преимущество, и они продолжили бы устрашать нас. Нам также было известно, что община все-таки побаивалась оружия и полицейского, который это оружие носил. Поэтому мы изучали законодательство, касающееся оружия, и не выходили за пределы своих прав. Нарваться на арест из-за оружия значило повредить нашей программе, направленной на просвещение людей относительно их конституционного права на ношение оружия. Пока мы соблюдали закон, полиция ничего не могла с нами сделать, а люди видели, что вооруженная самооборона — это не что иное, как осуществление их законного, закрепленного в Конституции права. Так можно было победить их сомнения и страхи и побудить их выступить против угнетателей.
Мы не только наблюдали за полицейскими и читали Уголовный кодекс на улицах в ходе патрулирования. Неизменно шокированные встречей с группой дисциплинированных и вооруженных чернокожих, пришедших на помощь общине, полицейские реагировали на нас странным и непредсказуемым образом. От испуга некоторые из них превращались в сущих детей и начинали поносить и оскорблять нас. Мы платили им той же монетой, обзывая их свиньями. Но мы никогда не бранили их, ведь это могло повлечь за собой арест, а мы прилагали массу усилий, чтобы уберечься от ареста, да еще с оружием. Чтобы продемонстрировать трусость полицейских общине, мы использовали тактику «шок-а-буку».[40] Порой было занятно наблюдать за поведением полицейских. Оружие, при помощи которого они повергали безоружную общину в страх, делало их чрезмерно самоуверенными. Когда мы выровняли ситуацию, их скрытая трусость вышла наружу.
Вскоре полицейские начали нам мстить. Мы ожидали этого — должны же они были как-то нам ответить — и приготовились. Мы обуздали свой страх перед смертью, и это позволяло нам иметь дело с полицией при любых обстоятельствах. Полицейские стали вести учет личного транспорта «Черных пантер». Как только в их поле зрения оказывалась наша машина, они обязательно ее останавливали и осматривали в поисках возможных неисправностей. Это была детская уловка, но именно так привыкли действовать полицейские. Мы всегда следили за своими машинами и держали их в порядке, и полицейские из сил выбивались, чтобы найти хотя бы один предлог с целью остановить нас. Поскольку мы были в ладах с законом, они довольно скоро перешли к незаконным способам. Лично меня полиция останавливала и расспрашивала раз сорок или пятьдесят, причем меня не арестовывали и даже не выписывали штрафную квитанцию в большинстве случаев. Несколько раз все заканчивалось ордером на арест, и это доказывало, как далеко были готовы пойти полицейские. Однажды меня остановили и стали проверять номера и осматривать машину с целью уличить меня в нарушении Автомобильного кодекса. В течение получаса полицейский ходил вокруг да около моей машины, проверяя, в порядке ли фары, гудок, шины и прочее и прочее. Наконец, он начал дергать задний номерной знак. Оттуда выскочил болтик, и полицейский выписал мне квитанцию за поддельный номерной знак.
Некоторые стычки с полицией носили более драматический характер. Временами полицейские вытаскивали свои пистолеты из кобуры, а мы доставали свои. Так продолжалось до тех пор, пока мы не оказывались в тупике. Эти инциденты с оружием частенько случались со мной. Нередко я чувствовал, что когда-нибудь полицейские сойдут с ума и нажмут на курок. У некоторых полицейских настолько расходились нервы, что казалось, они вот-вот выпустят пули из своих пистолетов. Я предпочел бы получить пулю от смельчака, гораздо меньше склонного к панике, но мы были готовы ко всему. Иногда полицейские грозились выстрелить, полагая, что запугают меня до смерти. Но я помнил уроки, полученные во время одиночного заключения, и насквозь видел все глупые выходки полицейских. Они могли означать лишь одно — полиция нас боялась, это было яснее ясного. Каждый день мы заявляли о себе, полностью сознавая то, что мы можем не вернуться домой и больше не увидеть друг друга. Нас связывали такие узы, прочнее которых нет на свете.
Однажды, когда я садился в свою машину, припаркованную перед первым офисом «Черных пантер» на Пятьдесят восьмой-стрит в Окленде, какой-то полицейский вынул пистолет и нацелился на меня. Вокруг нас стали собираться люди, но полицейские приказали им очистить территорию. Не обращая внимания на пистолет, я вышел из машины и попросил собравшихся пройти в офис нашей партии. У людей есть право наблюдать за действиями полиции. Потом я назвал полицейского неграмотным голодранцем из Джорджии, приехавшим на Запад искать спасения от издольщины. После этого я стал ходить вокруг машины и
