– Я… я не могу ее уговорить. Когда капитан сказал, что мы можем не скоро попасть домой… Она уже и так обезумела от разлуки с детьми. Когда же он сообщил, что мы, возможно, пропустим Рождество…
Лиза Эриксон взглянула на Барб и отвела руку ото рта. Раздался слабый, умирающий голос.
– Он ведь не это хотел сказать, правда? Мы не можем опоздать на Рождество! Я нужна моим крошкам! Я не могу быть вдали от них!
Барб наклонилась, стараясь приблизиться к женщине.
– Миссис…
– Эриксон, – подсказал муж. – Лиза.
– Лиза, послушайте. С нами со всеми все будет в порядке, и, вероятно, вы отправитесь на Рождество домой. Понимаете, капитан изложил вам наихудший вариант развития событий. Все будет отлично. Вам надо поговорить по телефону?
Лиза Эриксон быстро закивала, словно испуганный ребенок, потом отвернулась и снова прижала руку к губам.
Кейт Эриксон жестом попросил Барб пригнуться к нему и проговорил ей на ухо:
– Мне очень жаль. С нами все будет отлично. Она уже говорила по телефону. Жена просто… очень огорчена.
Барб увидела Бренду на кухне, в хвостовой части самолета. Та сидела в одиночестве возле левой двери номер 5, пока остальные члены команды в ускоренном темпе готовили все для ужина. Барб положила руку девушке на плечо, и та ответила ей усталой улыбкой.
– Как дела, детка?
– Отлично, – солгала Бренда.
Барб заметила смятение в ее душе. Ей не хотелось усугублять ситуацию, но капитан взвалил на нее еще одну обязанность, и это должно быть сделано.
– Ты слышала, что капитан говорил по трансляции, верно? – произнесла Барб, понизив голос.
– Да. Это самый странный рейс в моей жизни. – Бренда подняла голову, ее глаза наполнились слезами. Когда она снова заговорила, ее голос был тих и дрожал: – Я до смерти напугана, Барб. Я заболею. У меня был с ним прямой контакт! Что бы у него ни было, я наверняка это получила, и не знаю, чем он болел, но он от этого умер, и я…
Барб села рядом с ней и обняла Бренду за плечи. Та дрожала.
– Бренда, все будет в порядке!
Бренда опустила голову, обхватила ее руками и медленно качала ею из стороны в сторону.
– Страны не отказывают в посадке авиалайнеру на Рождество, потому что у кого-то грипп. Если Европа и Англия нас боятся, у нас на самом деле неприятности. У
Старшая стюардесса отрицательно покачала головой, но ее подчиненная была права.
– Бренда, разве ты забыла? Капитан хотел, чтобы и ты, и Ди, и все остальные, кто контактировал с профессором, сидели наверху. У нас там целые ряды пустых кресел.
Ладонь Бренды взлетела к губам.
– О Господи!
– Все
Бренда кивнула.
– Да, я знаю. Я в норме. Это просто… просто… – Ее правая рука молотила воздух.
– Подтверждение, – подсказала Барб, и тут же пожалела о своих словах.
– Верно. – Бренда громко всхлипнула.
– Ну ладно, давай, соберись, – мягко попросила ее старшая стюардесса. – Найди Ди, и отправляйтесь наверх. Кстати, этот отдых оплачивается.
С холодной ясностью перед мысленным взором Бренды возник умерший пассажир, горевший в лихорадке, когда она помогала ему войти в самолет. С него тек пот, и он жаловался на странное самочувствие. Она вспомнила ощущение его губ, когда пыталась вдохнуть в него жизнь, и паническое выражение в глазах профессора перед тем, как он потерял сознание.
Если смотреть с КДП, то непрекращающийся снежный шквал, сносимый в сторону восточным ветром, дувшим со скоростью двадцать узлов, скрывал большую часть взлетно-посадочной полосы, но неистовое движение военных машин в арктической ночи за прошедший час усилилось. На старшего диспетчера в чине старшего сержанта уже наорали за то, что он позвонил и поинтересовался, что происходит, но его мучило любопытство. Что-то затевалось, и никто не хотел ему сказать, что именно.
– Эдди, ты только посмотри на это! Они перевозят трапы для пассажирского самолета в западный конец. – Он протянул полевой бинокль дежурному сержанту, контролирующему положение на летном поле. – Сначала они отправили туда аэродромные агрегаты питания, несколько машин для освещения, мощный тягач, а теперь большие трапы.
– Это те, что для «боингов»? – спросил дежурный.
– Точно. А это значит… – Старший диспетчер мгновение выглядел заинтригованным, затем плавно поднял руку в сторону подчиненного, ожидая, что тот закончит его мысль.
– Что? Ах, да. Что ж, либо коммерческий рейс, о котором мы ничего не слышали, завернул сюда, либо, как ты, вероятно, думаешь, самолет президента.
– Самолет президента это «Боинг-747», верно? Что еще это может быть? – Старший диспетчер опустил бинокль.
– Мне неприятно разрушать твои надежды, но президент сейчас в округе Колумбия. Сегодня вечером он произносит речь. Си-эн-эн об этом сообщала.
Старший диспетчер снова схватил бинокль. Летное поле было усеяно машинами, снующими взад- вперед к западному концу поля, и два самолета «F-15» летали поблизости – крайне необычное происшествие.
– А ты не думаешь… – начал дежурный.
– Что?
– Эта история, о которой только и твердит Си-эн-эн, об американском авиалайнере, которому отказали в праве на посадку все страны Европы, потому что кто-то болен у них на борту.
Старший диспетчер опустил бинокль и посмотрел на сержанта.
– И что?
– А не могут они лететь сюда?
Старший диспетчер повернулся посмотреть на экран радара как раз в ту минуту, когда на нем появилась точка, движущаяся с запада.
В кабине пилотов Джеймс Холлэнд проверил частоту для посадки по приборам, запросил разрешение на выпуск шасси и последние инструкции. Пара «Иглов», по одному с каждой стороны, слегка отдалилась от них, как только они связались по радио с КДП в Кеблавике и получили разрешение на посадку. На высоте четырех миль Холлэнд потянулся и включил сигнальные посадочные огни, ожидая ответа от диспетчеров. Огни «Боинга-747» нельзя по ошибке принять за огни истребителя, но ответа не было. Холлэнд сбросил тягу, а Робб сообщил о последних пятнадцати футах, и тяжелый «боинг» мягко коснулся земли и покатился мимо КДП.
Тут же два маленьких тягача с зажженным сигналом «Следуйте за мной» появились справа от посадочной полосы, и из динамика раздался голос диспетчера.
