сердцем?
Голос главного диспетчера зазвучал мрачно и тягуче.
– Капитан, а вы не рассматривали возможность того, что ваш сердечник и инфицированный пассажир одно и то же лицо?
– Вы в этом уверены? Вы знаете фамилию заразившегося? – требовательно спросил Холлэнд.
– Я только скажу вам, что это одно и то же лицо, но я не могу сообщить фамилию по открытому каналу. Теперь, раз вам предстояло лететь через Атлантику, я полагаю, что у вас более чем достаточно топлива, чтобы вернуться во Франкфурт?
– Да, но к тому времени пассажир будет уже мертв, грипп у него или не грипп!
– Боюсь, что ничем не могу помочь. Если вы вернетесь теперь на предыдущую частоту, то мы проведем вас обратно до границ зоны действия Лондонского центра и дальше назад на восток.
– А что если я все-таки сяду в Хитроу? – бросил Холлэнд. – Вы собираетесь расстрелять нас в момент касания?
Собеседник так явно колебался, что капитан подумал, что нашел ключ к решению проблемы. Но раздавшийся вновь голос прогремел еще более властно.
– Это будет довольно глупо, капитан. Вы спровоцируете международный скандал. Самолет, команду и пассажиров будут держать на летном поле до тех пор, пока мы не заставим вас вылететь в Германию. Вам наверняка придется отвечать перед вашим правительством за нарушение правил полетов в воздушном пространстве иностранного государства. Я также полагаю, что вы лишитесь лицензии пилота. Больному пассажиру помогут во Франкфурте. Здесь он помощи не получит.
– Я надеюсь, что ваши магнитофоны работают! – парировал Холлэнд.
– Разумеется, они включены, сэр. И помните, что я не меньше вашего сожалею о том, что мне приходится делать.
Несколько мгновений тишины заполнили частоту прежде чем Холлэнд ответил, но вся его злость прошла.
– Итак, нас посадят на карантин? Двести сорок пять пассажиров и двенадцать членов экипажа? Из-за дурацкого гриппа?
– Во Франкфурте, да. Я не знаю подробностей, но вам нужно торопиться. Мне сообщили, что всем на борту понадобится немедленное лечение, чтобы предупредить заболевание.
– Ладно, – это все, что Холлэнд смог произнести.
Происходящее казалось странным. Нереальным. Но был ли у них выбор?
Капитан переключился на предыдущую частоту, жестом велел Дику связаться с КДП, пока он сам пытался сосредоточиться на том, что ему сказал главный диспетчер.
Следовательно, жертва сердечного приступа на самом деле заражена вирусом гриппа. И что дальше? Мужчина по-прежнему мучается от сердечной недостаточности, и помочь ему нечем.
Или такая возможность есть?
Холлэнд вырвал трубку внутренней связи из ее ячейки и набрал код левой двери номер 2. Барб Роллинс немедленно ответила.
– Барб, я насчет нашего сердечника. Он был уже болен, когда поднимался на борт?
Перед тем как ответить, стюардесса задумалась. Воспоминание о том, как Бренда помогала этому человеку войти в салон, пронеслось у нее в голове.
– Да, только я не знаю, насколько серьезно. А что?
– Ничего, просто проверяю те пустяки, которые спрашивают с земли. Я объясню через несколько минут, – ответил Холлэнд. Он повесил трубку переговорного устройства на место, в его мыслях царил полный сумбур. Немцы ждут их возвращения для установления карантина и предупреждения эпидемии. Приятно слышать.
Холлэнд размышлял об этом, пока Робб изучал обратный маршрут во Франкфурт и вводил программу в бортовой компьютер.
Но разве грипп это не вирус? И как можно лечить вирус?
Холлэнд обдумывал слова главного диспетчера.
Что-то здесь не так.
Глава третья
Ровно в 16.48 по лондонскому времени, когда из-за отказа официального Лондона лайнер, следующий рейсом 66, улетал прочь, чтобы вернуться во Франкфурт, жилец маленькой квартирки в неприметной кирпичной многоэтажке в четырех милях от аэропорта Хитроу начал набирать номер лондонского бюро Си- эн-эн, находящегося на расстоянии восемнадцати миль.
В ожидании молодой человек просто трясся от возбуждения. Теперь в его распоряжении были многие из частных номеров Би-би-си и Си-эн-эн, что явилось результатом немалых чаевых в течение многих лет и случайной покупки магнитофона, записывающего переговоры между пилотами и диспетчерами. Никто так тщательно не следил за переговорами с аэропортом Хитроу, как он!
Молодой паралитик поставил на тормоз свое кресло и повернул рукой телефонный аппарат, гордясь тем, что вышел на частоту связи «Квантума» в Майами быстрее, чем капитан рейса 66. Беглый просмотр «Всемирного гида авиации» и звонок в офис в Далласе сделали свое дело. Молодой человек уже настроился на нужную частоту и включил магнитофон, когда капитан вызвал главного диспетчера.
Инвалид бросил еще один взгляд на магнитофонную кассету в руке и улыбнулся. Весь разговор поместился здесь, готовый к продаже за самую высокую цену. Эта вынужденная посадка была чем-то особенным. Целый самолет, полный пассажиров, под угрозой какого-то ужасного гриппа, как об этом сказал диспетчер, в принудительном порядке будет поставлен на карантин. Потрясающая новость. Си-эн-эн это понравится. Калека уже ощущал нетерпение – он предвкушал, как услышит голос диктора, рассказывающего эту историю –
Посол Ли Ланкастер выбивал пальцами дробь по обитому кожей подлокотнику своего кресла под номером 2-А, пока его мозг обрабатывал имеющиеся данные. Сообщение капитана, что они следуют в Лондон из-за критического состояния одного из пассажиров, было понятным. Но в последнем объявлении о том, что самолет возвращается во Франкфурт для оказания более квалифицированной помощи, не было никакого смысла.
Ланкастер наблюдал за усилиями по спасению жизни в нескольких ярдах от себя и знал, что бедняга едва жив. Время явно решало все. Так зачем же пилоту, если тот в здравом уме, тратить еще час на возвращение в Германию, когда он в нескольких минутах лета от Хитроу?
«Нет, определенно, что-то не так», – промелькнула у него странная, но достаточно серьезная мысль. Происходящее вполне может иметь отношение к
Посол чувствовал, что Рейчел Шервуд смотрит на него. Почти всегда ей удавалось прочесть его мысли, и почему-то это доставляло ему удовольствие. Рейчел была великолепна – умница и отличный составитель речей, ей следовало бы входить в команду президента, а не работать на него.
Но у Рейчел не хватало опыта в обращении с направленной яростью шиитского мира или в оценке основательности намерений тех, кто ненавидел его. На этот раз ей вряд ли удастся догадаться, о чем он думает.
И как это часто случалось, перед ним снова всплыла мрачная картина. Мадрид, разнесенная в клочья
