скрестил руки на груди.
— Но ты не должна волноваться, Ата. Скоро все снова будет в порядке. Все знают, что жизнь аристократических семейств развивается циклически. Первое поколение сколачивает состояние, второе его тратит, третье женится на богатой, и цикл начинается снова. Как раз сегодня я намеревался просить Грейс выйти за меня замуж. Ата засияла.
— О, Люк, ты будешь так счастлив! Грейс обожает тебя. Она так добра, очаровательна. Она станет прекрасной герцогиней!
— Но он же не любит ее, старая перечница, неужели ты не видишь? — рявкнул Брауни.
Люку пришлось больно прикусить губу, чтобы не расхохотаться. Он бы многое отдал, чтобы только узнать, что стоит за давним антагонизмом этой престарелой пары.
— Брауни, мне кажется, тебя подводит память. Разве это не ты предложил, чтобы я поискал приданое, более жирное, чем то, что я дал моей сестре?
— Это было до того, как ты влюбился в черноволосую малышку, — проворчал Брауни.
Люк закрыл глаза.
— Между прочим, — забубнил старик, — отец даст за ней неплохое приданое. Кроме того, ты всегда отказывался рассмотреть другую блестящую идею, которую я тебе много раз предлагал.
— Брауни, — угрожающе начал Люк, — если ты дорожишь…
— Да к черту мою работу! Я уже устал от нее. Мой клочок земли в Шотландии дает неплохой доход, и я сохранил каждое пенни, полученное за последние сорок лет. — Брауни сделал паузу, чтобы перевести дух. — Ты забыл одну ступень в цикле, Люк. Или она относится только к шотландскому мелкопоместному дворянству? Я имею в виду поколение, которое копит и сохраняет.
Ата злобно прищурилась.
— Зато я не забыла. Шотландцы всегда копят, потому что гордость не позволяет им жениться.
Брауни и Ата ощетинились, как кошка с собакой, готовые броситься друг на друга. Люку уже давно не приходилось видеть ничего более забавного. Он вжался в стену, стараясь быть как можно незаметнее.
— Если ты заставишь внука жениться на женщине, которую он не любит, Мерседитас, то горько пожалеешь об этом на смертном одре.
«Вот, значит, как Мерседитас», — подумал Люк.
— Мой внук дружил с Грейс долгие годы, — не сдавалась Ата. — Любовь обязательно придет.
— В твоем браке она пришла? — Не дождавшись ответа, Брауни продолжил: — Ты хочешь связать его с прехорошенькой куколкой, которая обожает званые вечера и прочие светские мероприятия. И он всю оставшуюся жизнь будет мечтать очутиться в постели с Розамундой Берд. — Последние слова он проговорил тихо, но воинствующая герцогиня услышала.
— Я всегда считала, — воскликнула Ата, — что твоя вульгарность не знает границ! И я сомневаюсь, что твоя таинственная блестящая идея решит все проблемы.
Люк оторвался от стены, решив, что пора положить конец спору. Не тут-то было.
— Он должен открыться как автор…
— Не говори больше ни слова, Брауни! — испуганно вскричал Люк.
— …как автор «Словаря Люцифера». Он должен довериться инстинкту издателя. Тем самым повысится спрос на эту книгу, равно как и на следующую, которая выйдет на будущей неделе. — Брауни все больше распалялся. — Кроме того, он обязан жениться на костлявой девчонке, которая любит ходить под парусом.
Люк устало потер ладонями лицо и направился к Брауни, желая вытащить его из кресла и вытрясти всю наглость.
— Ты написал книгу? — удивилась Ата, подходя к внуку.
Люк всмотрелся в ее лицо и в какой-то момент за густой сеткой морщин увидел лицо маленькой шаловливой девочки с проказливыми глазами.
— Думаю, мы вдвоем с ним справимся, — сказал Люк и кивнул в сторону чрезмерно разговорившегося мистера Брауна.
— О, Люк, но почему ты мне ничего не сказал? — мягко спросила Ата. Неожиданно на ее лице появилась понимающая улыбка. — Это та самая книга, о которой говорили гости на балу у Грейс? Та, которую мне подарила Розамунда?
— Возможно, — буркнул он.
— Но чего ты стыдишься?
— Тем более что это может принести богатство, — вмешался мистер Браун.
— Да замолчи ты, старый шантажист! — фыркнула Ата.
— Бабушка, я не могу запятнать герцогство Хелстонов. Поэтому меня не станут считать сопливым занудой от литературы и наше имя не станет синонимом заплесневелых трусливых слабаков.
— Вообще-то пока его считают старой девой — «синим чулком», — округлив глаза, вставил Брауни.
— Что? — Ата была окончательно сбита с толку.
— Все считают, что он женщина, — объяснил Брауни.
— Ну, молись, старик, — буркнул Люк и решительно направился к нему.
— Нет, подожди, — взмолилась Ата. — Почему ты… Ах да, понимаю, все дело снова в твоем отце. Он терпеть не мог видеть тебя и твою мать читающими, поскольку получал удивительно низкие оценки в Итоне и был исключен из Оксфорда. Книги были для него олицетворением неудач.
Люк внимательно посмотрел на миниатюрную старушку.
— Но я уверена, что ты все это знаешь, — заключила Ата. — О, Люк, дорогой мой, ты даже не представляешь, как мне хочется всем рассказать, что мой внук написал такую остроумную книгу! — Она проигнорировала Брауни, который нарочито закашлялся, и спросила: — Насколько я поняла, есть еще одна книга?
Ее слова повисли в воздухе. На Люка устремились два вопросительных взгляда.
Похоже, он живет в сумасшедшем доме. Ему следует дать медаль за то, что он так долго терпит эту престарелую чету, подлинное воплощение благих намерений.
И внезапно Люк понял, в чем заключается его ошибка. Роковая ошибка. Он оказался на распутье, поскольку не действовал. Решительно.
Это было совершенно на него непохоже. Очевидно, жизнь на суше превратила его в размазню. Он читал слишком много философских книг, вот и стал больше рассуждать, чем действовать. Пожалуй, сейчас ему необходимо совершить какое-нибудь непотребство — к примеру, напиться и загулять в заведении мадам Летти. Да, именно так и следует поступить. Иначе он навек лишится своего прозвища.
После этого он вернет себе способность мыслить ясно.
Люк решительно направился к двери, не обращая внимания на умоляющие голоса за спиной.
Где-то между последними каплями первой бутылки бренди и первыми каплями второй Люку наконец пришлось смириться с тем, что алкоголь не может принести забвения, к которому он так отчаянно стремился. А некоторое время спустя он, сняв очередной предмет одежды с самой симпатичной милашки из заведения мадам Летти, понял, что и здесь ничего не получится. Поэтому, положив совершенно абсурдное количество монет в ладонь прелестницы, он выругался и ушел.
Все шло не так, как он планировал. Но по крайней мере он инстинктивно понимал, когда следует отступить. Это качество было присуще ему, как и всем хорошим командирам.
Под холодными рассветными лучами герцог ехал по пустынным лондонским улицам и наконец принял окончательное решение. Никаких сомнений больше не осталось. Просто осужденные во все века получали последнюю трапезу, прежде чем взойти на эшафот. Он тоже хотел в последний раз насладиться жизнью, прежде чем подчиниться судьбе всех истинных английских аристократов. Не вышло.
Двенадцатью часами позже он ехал по тем же улицам в своем высоком фаэтоне. Рядом сидела Грейс Шеффи, красивая как картинка, и с улыбкой кивала пассажирам каждой кареты, мимо которой они проезжали. В это время было принято появляться в Гайд-парке! Хотелось верить, что Грейс будет приятно получить именно здесь предложение руки и сердца.
Люк направил фаэтон к деревьям, росшим на краю, лужайки, и остановился. Здесь он решил принести себя в жертву ради продолжения герцогского рода Хелстонов.
