Глава 19
Он ненавидел, когда она долго находилась вне поля зрения. Он чувствовал себя, последним дураком, беспомощным, хнычущим младенцем, сидя за старым письменным столом в главном здании впервые за последнюю неделю один.
Даже сознание того, что он ведет себя по-идиотски, не остановило его от попыток найти ее.
При таком положении он скоро станет толстым, как принц-регент, потому что еще не пропустил ни одной трапезы, даже послеобеденной чашки чая. И все это делалось с единственной целью — увидеть ее.
Но он был умным человеком. За тот короткий период, когда он был отлучен от нее из-за махинаций этой легкомысленной вдовствующей герцогини, Роуленд усвоил, что должен смириться с очевидным: он будет всегда жить под страхом потерять ее, потерять счастье, обретенное лишь однажды за тридцать восемь лет жизни. Конечно, со временем он перестанет быть таким идиотом. Ничто не вечно под луной. Нужно уметь защищаться от непредвиденных обстоятельств.
Что ж, по крайней мере, в фокусе его внимании появилось множество новых вещей, которые между раундами сытной еды с женой действовали благотворно и отвлекающе. Дополнительный круг обязанностей королевского шталмейстера основательно загрузил его дневное расписание. Множество слуг принца-регента каждый день являлись с докладом к Роуленду.
Сейчас, после невероятных событий в Карлтон-Хаусе, Роуленд постепенно осознал, что ему удалось совершить немыслимое. Он каким-то образом поменялся местами с генералом Пиммом в непостоянном общественном мнении лондонцев. В самом деле, усадьба Мэннинга вдруг стала считаться единственным местом, где можно увидеть лошадей. И что еще важнее, она стала местом, где можно покупать лошадей; Лефрой долго и громко смеялся, когда спортивный журнал для джентльменов провозгласил Роуленда «Лошадиным принцем» и призвал всех патриотов Англии покупать его натренированных кавалерийских лошадей.
Погруженный в мысли, Роуленд рассеянно провел ладонью по гладкой поверхности письменного стола — его первое приобретение и собственность. Вырезанные на краю стола советы матери вызвали поток воспоминаний.
«Не забывай — не желай».
Однако он хотел забыть. Не было никаких причин вспоминать беды юности.
Он больше ничего не желал. И никогда не пожелает, потому что сейчас у него все есть.
Однако его мозг, словно магнит, притягивал те слова, которые вырезала Маура Мэннинг. Она написала их для того, чтобы они служили каждодневным напоминанием о голоде и нужде и о том, как найти выход из нищеты, — упорно работать.
Но это напомнило ему и о Мэри, и о том, что он не смог спасти свою любимую сестру. И сестра, и мать были отняты у него потому, что он оказался недостаточно силен, чтобы защитить их от тисков нищеты.
Он вдруг схватил с подноса нож, который принесла ему Элизабет, и начал удалять вырезанные буквы. За очень короткий промежуток времени он уничтожил все следы.
Он был так поглощен своим занятием, что не услышал, как вошла его жена и остановилась, глядя на беспорядок, который он учинил.
Подойдя сзади, она обняла его за плечи.
— Мне тоже никогда не нравился этот письменный стол.
Он наклонил голову.
— Я хочу, чтобы ты знала: я всегда буду защищать тебя, заботиться о тебе. Я не хочу, чтобы ты снова чего-то боялась.
— Я знаю, Роуленд, — мягко сказала она. — Ты уже спас меня из пропасти несчастья. Никто, кроме тебя, не смог бы этого сделать.
Он задумался, рассеянно поглаживая ее руки.
— Нас ожидает ландо. Вещи для пикника погружены. Мы ведь едем? Другие уже наверняка там и…
Он посадил ее к себе на колени и поцеловал в шею, наслаждаясь тем, что мог обнимать ее и дотрагиваться до нее тогда, когда она меньше всего этого ожидала. Она его жена… его жизнь.
— Я поухаживала за твоей любимицей. Пожалуй, нам нужно торопиться, потому что продукты на такой жаре могут испортиться и к тому же…
— М-м-м… — перебил он ее. — Земляничное пюре? — Он смотрел в вырез ее лифа, видимо, что-то припоминая.
— Нет, имбирный пряник.
— Я предпочитаю земляничное пюре, — пробормотал он и подумал о том, что хорошо бы сделать нечто неслыханно нескромное кончиком языка. Это позволит ему забыть обо всех тех словах, которые были вырезаны на столе.
— Я тоже, — шепотом согласилась она. — Но если мы не уедем сейчас, тебе придется в течение всего дня выслушивать колкие замечания твоего брата и герцога.
Он застонал:
— Но это того стоит.
Жена вскинула голову, и ее красивое лицо расцвело лукавой улыбкой и украсилось миловидными ямочками. Она взялась за конец его галстука и потянула; вот она, совершенно невинная соблазнительница, за работой. Он никогда не смел и мечтать о таком невероятном счастье.
Элизабет огляделась вокруг и испытала удовольствие от того, что находится в этот летний день среди друзей, в легкой полутени парка. Они все были здесь — Эйта, Розамунда, Джорджина, которая выглядела бледной и усталой, но радостной, с ребенком на руках. И, разумеется, Грейс и Сара. Все джентльмены тоже находились здесь: Люк, Куинн, Майкл и Роуленд лежали рядом с Элизабет на покрывале. Собрались они в уединенном уголке западной окраины Серпентайна, который выходил на сады Кенсингтона.
Чуть поодаль двое приемных детей Майкла и Грейс и дочь Куинна, Фэрли, тащили на веревках кораблики, а два черноволосых херувима Люка и Розамунды дремали в тени. Они уже очень давно не собирались вместе.
Она знала закон жизни: судьба сводит людей лишь на время, словно по какому-то капризу, а затем направляет на новые тропы. И потому она ценила такие моменты, это были праздники дружбы.
Но в этой предвечерней усталости дня уже готовились планы их разобщения.
— Уже все устроено, Сара, я сообщила слугам, — решительно сказала Эйта. — Ты и я через две недели едем в Корнуолл. О, как я мечтаю ощутить соленый вкус моря на своем лице и вкус пирога с яблоками на губах!
— Я тоже мечтаю об этом, — пробормотала Сара. — Мы провели там много дней. Вы так добры, что пригласили меня.
Люк хмыкнул:
— Это вас мы должны благодарить. Моя бабушка отнюдь не подарок.
— Я подозреваю, — вступил в разговор Роуленд, — что моя жена этой зимой собирается предложить поездку в Корнуолл.
Джорджина сидела рядом с Роулендом, а Куинн поддерживал ее за спину. Она явно получала удовольствие от возможности лучше познакомиться с мужем Элизабет. Джорджина пошевелилась, ребенок открыл глаза и выразил свое неудовольствие, разразившись отчаянным криком. Джорджина подалась вперед и протянула ребенка Роуленду, которому ничего не оставалось, как взять малыша на руки.
— У меня устали руки, мистер Мэннинг. Ой, Куинн, я думаю, — она понизила голос, — нам нужна чистая пеленка.
Элизабет смотрела на удивленное лицо Роуленда, который разглядывал крохотного младенца, держа его на вытянутых руках. Затем он медленно прижал его к груди и стал покачивать. Он пригладил пальцем
