воды.
Ещё они сказали, что в следующий раз пусть девушка сидит дома с детьми в благодатном тепле, чтобы не приходилось зря топить.
С этого дня девушке пришлось сидеть в душной крестьянской горнице со всеми детьми. Печальная пошла у неё жизнь. А хуже всего было то, что дети вечно ссорились. Стоило только одному малышу раздобыть хотя бы такую малость, как щепка, другой уже завидовал братцу и вырывал щепку у него из рук.
Девушка сидела за прялкой и пыталась уговорить детей, но они только кричали и дрались. И тогда, подумав, какими тесными узкими рамками ограничена её жизнь, как она скучна, ужасна и бедна, девушка поднялась и с веретеном в руках стала танцевать.
Казалось, будто это птица машет крыльями, стараясь вырваться из клетки. Казалось, будто буйный ветер летает над колосьями в поле, а те кланяются и колышутся. И дети, позабыв свои раздоры и злобу, тихонько сидели, глядя на неё во все глаза. Потом они стали радоваться и смеяться. А развеселившись, тотчас подобрели; когда же они стали по-настоящему добры, девушка станцевала им «Танец Солнечного Луча». Во время танца она была совершенно спокойна и красиво изгибалась, принимая самые прекрасные позы. Дети сидели с открытыми ртами, затаив дыхание. Когда родители вернулись домой, они страшно удивились, почему в горнице так тихо, ведь обычно там было словно в зверинце, так как малыши всегда громко орали и дрались.
Крестьянин с женой открыли дверь и увидели, что девушка спокойно сидела за прялкой, а дети — кружком на полу у её ног.
С тех пор всякий раз, когда детям становилось скучно или они начинали ссориться, девушке стоило лишь сказать: «Если будете хорошо себя вести, я потанцую для вас» — и целый час они делали все, что она хотела, потому что не знали ничего увлекательнее её танцев.
Родители все удивлялись, как это получается, что дети так её слушаются. И вот однажды, вернувшись с поля, Они неслышными шагами прокрались к двери и заглянули в замочную скважину (а уж хуже этого ничего на свете не бывает).
Что же они увидели?
На полу тихие, словно мышки, сидели дети, а посреди горницы девушка — ослепительно красивая — танцевала как раз свой самый весёлый «Танец Солнечного Света».
Тут крестьянин с грохотом распахнул дверь и твёрдыми шагами вошёл в горницу.
— Ты что, ума решилась, девчонка?! — закричал он. — Танцуешь? А почему не сидишь за прялкой? Не за то даю я тебе еду и кров, чтоб ты танцевала!
— Дети были так печальны, — кротко ответила девушка. — Они радуются, когда я танцую. Не орут и не дерутся.
— Если дети орут, им надо задать трёпку! — воскликнул крестьянин. — Берёзовый веник — в очаге.
— Я держу служанку, чтоб она вязала и пряла, а не бегала бы как дурища по горнице, — завизжала старая крестьянка.
Дело кончилось тем, что они не захотели больше ни одного дня держать девушку в своём доме. Пусть убирается куда хочет. Ей не позволят портить их детей.
Она ещё издалека слышала, как кричат и воют дети. Видимо, берёзовый веник опять достали из очага.
И снова одна-одинёшенька девушка отправилась странствовать по белу свету. Через несколько дней пришла она в большую господскую усадьбу. Усадьба, белая и красивая, лежала средь зелёных лесов на берегу голубого озера. А вокруг раскинулся огромный парк с деревьями и цветами. Девушка вошла в усадьбу и спросила, нельзя ли наняться на службу.
Домоправительница была крупная, жирная женщина в белом переднике, с золотыми серёжками в ушах. Она как раз кормила обедом слуг и служанок, сидевших на кухне за длинным накрытым столом.
Все обернулись и посмотрели на девушку.
Они казались такими благополучными, сытыми и недоверчивыми. И никто ей доброго слова не сказал.
Домоправительница, упёршись в бок жирной рукой, посмотрела сверху вниз на девушку так, словно смотрела на какого-то маленького червяка у своих ног. И спросила, на что, собственно, она годна.
Девушка ответила, что умеет и прясть, и вязать, и варить кашу, и печь хлеб, А ещё она, верно, сможет садовничать.
— Для всего этого у нас уже есть люди, — отвечала домоправительница, — люди куда более умелые, чем ты, можешь мне поверить. Стина умеет прясть, а Мина — вязать. Садовник же с двумя мальчишками работает в саду. Сама я пеку хлеб, варю кашу и стряпаю всякую разную еду. Не станете же вы довольствоваться одной кашей — или как? — добавила она, повернувшись к слугам и служанкам.
А те давай хихикать, смеяться, словно она сказала нечто необыкновенно остроумное.
Девушка меж тем молча стояла у дверей. И тут вдруг домоправительница, внезапно повернувшись к ней, спросила:
— Хочешь стать птичницей? Девушка, которая ходила за нашими курами и голубями, как раз уехала к матушке; можешь получить её место, если станешь хорошенько ухаживать за этими тварями.
Да, девушка охотно согласилась. Вот так и получила она место птичницы в усадьбе.
Тамошний птичник был большой, и жили там индюки, фазаны и павлины с маленькими глупыми чёрными головками и огромными великолепными хвостами, которые они могли раздувать, как колесо. И ещё там был целый чердак, битком набитый голубями — и белыми, и пёстрыми, и чёрными.
Девушке нужно было приглядывать за всеми этими птицами, задавать им корм и поить водой в назначенное время, следить за тем, чтобы там, где они живут, было чисто и красиво, оберегать их яйца от крыс, а их самих — от ястребов и лисиц. Девушке пришлось стать как бы мамой для маленьких, семенящих мелкими шажками цыплят и всех машущих крыльями голубей, и она очень полюбила их.
Вскоре она подружилась с каждой курицей и с каждым крохотным цыплёнком.
Девушка наделила всех голубей именами, и когда она кричала: «„Белое Крылышко!', „Пуховая грудка!', „Изумрудная головка!', „Пламенный глазок!', „Тихоня!' и „Воркун' — все мои девяносто девять голубей, летите, летите, летите!» — они, подобно огромной туче, шумно слетались и клевали горох из её рук.
Она вставала раньше всех в усадьбе — птицы-то всегда пробуждаются раньше всех — и спала она на чердаке среди голубей — надо было следить, чтобы ночью не появился какой-нибудь хищник и не схватил бы их. Но ранним утром, на заре, пока все в усадьбе ещё спали, девушка танцевала на большом чердаке вместе с голубями «Танец Взмаха Крыла». Она становилась посредине и начинала размахивать руками, а все голуби прилетали к ней и с шумом кружились над её головой. Тогда она летела впереди, взмахивая руками, и звала их, и на каждое движение её рук голуби описывали круги над её головой.
Когда солнце поднималось и заглядывало в чердачное оконце, лик его просто розовел от удивления. Ничего столь прекрасного, как танец девушки с голубями, оно даже не ожидало увидеть. Иногда она танцевала перед фазанами и павлинами глубоко-глубоко внизу, в парке.
Эти птицы были такие важные, что девушка танцевала им «Танец со Шлейфом» и «Торжественный Танец». Она заманивала фазанов и павлинов на большую зеленую лужайку, вокруг которой склоняли свои длинные ветви высокие тополя и клёны.
Когда их освещало солнце, казалось, что лужайка эта — огромный, сверкающий, праздничный зал. И все павлины становились кружком и распускали свои великолепные хвосты; хвосты сверкали на солнце подобно искрящимся колёсам из зелени, голубизны, золота и образовывали словно венок из вееров вокруг девушки. А фазаны вытягивали шеи; их жёлтые шлейфообразные хвосты покоились в траве, пока девочка танцевала.
То был настоящий «Праздничный Танец», можете мне поверить! Торжественные вельможные шаги, такие красивые движения рук, высоко поднятая голова. Солнце озаряло танец, длинные зеленые ветки трепетали вокруг, хвосты павлинов развевались, а глаза их были удивлённо открыты от восторга.
— Это по-королевски! Это благородно! — говорили они, семеня ногами, чтобы сохранить равновесие своего огромного, похожего на колесо хвоста.
— Эта девушка, по-видимому, княжеского рода! А фазаны тихо склоняли головы и шептали:
— Экзотика!
