Горький мед

Герт Нюгордсхауг Горький мед

1. Фредрик Дрюм падает и ползет, но покушается на бутылку «Шато Шеваль Блан» 1961

Что за чертовщина! Подлесок становился все гуще и гуще; он продирался сквозь высокий папоротник. Тропа, куда подевалась тропа?

Внезапно взгляд его остановился на чем-то желтом, болтающемся на ветке впереди слева. Тряпка? Любопытно. Раздвигая кусты, Фредрик взял курс на желтое пятно.

И тут земля под ним разверзлась.

Он провалился в яму в гуще папоротника, и грудь его словно зажало в тисках. Фредрик Дрюм застрял в подземной воронке, ниже которой простиралась пустота. Ноги его болтались в воздухе то ли над входом в пещеру, то ли над бездной. Голова осталась торчать над землей, папоротник щекотал лицо, и он чихнул.

От этого чиха Фредрик Дрюм погрузился еще глубже в воронку. С трудом выпростав одну руку, он попытался за что-нибудь ухватиться, но надежной опоры не было. Вырвал с корнем несколько кустиков папоротника, вертелся и так и сяк, но с каждым движением только съезжал дальше вниз, миллиметр за миллиметром.

Несколько минут он висел, не двигаясь. Слышал, как все чаще колотится сердце, чувствовал, как растет давление на грудную клетку. Во рту пересохло, и он слизнул с верхней губы капельки пота. Только не поддаваться панике… Он попытался крикнуть, но вместо крика получился сдавленный стон.

Да и какой смысл кричать здесь, в лесу, ему никто не встретился, и никто его не услышит.

Фредрик Дрюм поболтал ногами в воздухе — без толку, пустота неумолимо засасывала его. Какая здесь глубина, сколько метров до дна? Десятки, сотни?

Миллиметр за миллиметром. С каждым вдохом. Задерживая дыхание, напрягая грудную клетку, он останавливался, но нельзя все время не дышать. Так-то, Фредрик Дрюм, конец тебе, сейчас провалишься в бездонную шахту в департаменте Жиронда на юге Франции, вдали от родного дома, и разобьешься насмерть! Никто тебя не найдет, пропадешь без вести. В буквальном смысле слова исчезнешь с лица земли. В отчаянной попытке за что-то зацепиться он уперся подбородком в обросший мохом скользкий камень. Закрыл глаза и затаил дыхание.

Кололо в ушах, в голове гудела кровь, чудился нестройный хор голосов. Французские и норвежские, норвежские и французские вперемешку. Вот голос его друга Тоба — Турбьёрна Тиндердала: «Копченая грудинка глухаря, печеночный паштет в коньячном соусе. Бутылка „Шато Толбэт“. Что ты скажешь на это, Фредрик?» Голос их подруги Майи Мануэллы: «Медок, Фредрик, Медок — вот где производят самые лучшие вина. Только представь себе эти города — Марго, Пойак, Сент-Эстеф, все на полуострове Медок». Многоголосое собрание виноторговцев и виноделов: «Дегустация, превосходное вино, лучшее в Сент-Эмильоне, „Гран-Крю“, „Гран-Крю-Класс“, „Премьер-Гран-Крю-Класс“, попробуйте мое, попробуйте вино урожая вот этого года!»

Миллиметр за миллиметром. Подбородок сполз на шершавый известняк, и Фредрик Дрюм попытался дышать, не напрягая грудную клетку. Отжав голову назад, он видел трепещущий от ветерка папоротник, видел облезлый древесный ствол, видел ветки и листья — красные, зеленые, желтые. Глаза заливал едкий пот. Хоть бы нащупать ногами опору, хоть бы до дна оставалось не больше метра!

Неужели ему написана на роду такая смерть? Неужели так суждено умереть Фредрику Дрюму, по прозвищу Пилигрим? Навеки бесследно исчезнуть в недрах земли… Многие станут искать, но никто не найдет.

Воронка сдирала с него рубашку, лохмотья обмотались вокруг плеч и шеи. Бугристый влажный известняк впивался в спину и грудь, раздирая кожу по мере того, как Фредрик Дрюм неудержимо продолжал съезжать вниз. Скоро воронка расступится, скоро он рухнет в бездонный мрак и разобьется на острых камнях. Вся нижняя часть тела уже свободно болталась в воздухе, он продолжал отчаянно искать опору ногами, но находил одну лишь пустоту. Обе руки очутились в тисках, он не мог шевелить ими, только голова двигалась, и он впился в известняк зубами. Может быть, так удержится? Зубы противно скрипели по горной породе, из десен сочилась кровь, последние силы покидали его.

Остановился? Больше не съезжает? Слизнув с губы несколько капель соленого пота, он закрыл глаза — на не сколько секунд или минут? — и почувствовал, что висит совсем неподвижно. Осторожно сделал несколько вдохов. Прислушался. Где-то вдали лаяла собака. Где-то вблизи треснула ветка. Треснула ветка! Кто-то идет, кто-то приближается? Фредрик издал хриплый крик и, когда кончился воздух в легких, сорвался вниз.

Городская площадь в Сент-Эмильоне, ослепительно белый окоем над морем в районе Медока далеко на юго-западе… Красивый средневековый городок на пригорке к северу от реки Дордонь — Мекка ценителей вин, Сент-Эмильон… Само название обладало качествами доброго вина. Журчащие гласные, обволакивающие язык. Долгий отзвук, как стойкий аромат.

Четыре дня назад Фредрик Дрюм приехал сюда закупить хороших вин для их маленького ресторанчика «Кастрюлька» в Норвегии. «Ресторан „КАСТРЮЛЬКА“ — интимная обстановка. Только шесть столиков. Меню для гурманов. Предварительная запись по телефону». С такого объявления начинали они свое дело. Все шесть столиков были заняты почти каждый вечер. Дела шли хорошо, очень хорошо.

Сент-Эмильон. Он успел уже познакомиться со многими виноторговцами, как мелкими предпринимателями, так и гордыми повелителями подвалов, заведующими хранением и созреванием вин. Сегодня Фредрик Дрюм сидел за одним из облюбованных ими столиков вокруг большого дуба в центре площади. Яркий осенний свет с юго-запада не слепил глаза.

Дискуссии через столики, между столиками. Бурно жестикулирующие руки. Громкие голоса. Серьезные разговоры. Но говорили не о винах. Не о футболе. И не о политике. Страшная трагедия поразила прелестный городок виноделов Сент-Эмильон.

Непостижимая загадка.

В августе и сентябре бесследно исчезли семь человек. Семь человек в возрасте от девяти до шестидесяти трех лет. Все — жители Сент-Эмильона или его окрестностей.

Шпиль средневековой церкви отбрасывал на площадь длинную мрачную тень.

Он барахтался в темноте. Как же темно кругом. И жестко. Но ведь в Сент-Эмильоне светло? Площадь, белая площадь… Разве он не на площади? Или ему снится сон? Тогда пора уже проснуться! Площадь в Сент-Эмильоне, столики вокруг дуба, знатоки вин, владельцы замков и он. Беседуя о винах? Нет, не о винах, о чем-то другом, печальном. Стоп, что-то не так, здесь же совсем темно, жестко, какие-то твердые бугорки! И больно — боль в груди, в бедрах, саднит кожу лица. Кто-то сказал ему, что в лесу за Шато Фрижак есть тропа, отличная тропа, кратчайший путь до Шато Шеваль Блан. У Фредрика Дрюма было условлено с управляющим Шеваль Блан, что он посетит замок, придет дегустировать вина. Ты спишь, Фредрик, на площади Сент-Эмильоне светло!

Фредрик Дрюм совершенно пришел в себя, и мысли перестали путаться. Он упал. Провалился в какую-то яму. Он жив. Наверно покалечился, но не разбился насмерть. У него был обморок. Теперь он лежал, глядя на щель далеко вверху, откуда пробивался свет. Как далеко? От такого падения должны быть