много дней, и Дрюм отмечает, что ветер уже не теплый
«И вот, будто птицу, подхваченную вихрем, меня повлекло в зев Ассаба; разверзлись темные врата, и уже был я не властен над собственными шагами, настолько сильны были запахи, заманчивы звуки, так обольстителен свет, озаряющий образы предо мной…»
Эта древнеегипетская надпись вспомнилась ему, когда дверь бесшумно отворилась, его взяли за руку и завели в комнату, купающуюся в приглушенном красноватом свете. Пахло благовонными курениями.
Серина Упп стояла рядом с ним, и темные глаза ее отливали золотом.
— Фредрик Дрюм, — тихо сказала она, увлекая его за собой.
— Извини, — вымолвил Фредрик, пытаясь рассмотреть, что же происходит в портике, пока не закрылась дверь.
Бюст Евтропия вернулся на свое место у фонтана, человек у лифта исчез.
— Извини, — повторил он, — но мне показалось, что он оторвался от пола и парил в воздухе. Я говорю про бюст у фонтана.
Она рассмеялась. Длинные волосы Серины были прихвачены облегчающей лоб блестящей красно- сине-зеленой лентой.
— Евтропий всегда провожает новых гостей к дверям. Он мой верный страж, но жутко ревнивый, — вкрадчиво прошептала она.
— Ясно, это все — зеркала, обман зрения. — У него слегка кружилась голова, с трудом удавалось задержать взгляд на каком-нибудь безобидном предмете.
Ревность Евтропия была ему понятна. Близость Серины Упп непременно должна была воздействовать даже на холодный металл. Двадцать восемь лет, по-южному смуглая, пылкая, отлитая в неведающей тяготения космической форме. Никто не спрашивал Серину Упп о ее происхождении, было бы просто бестактно задать такой вопрос существу, рядом с которым всякая материя казалась прозрачной, невесомой. Известно было, однако, что четыре года назад ей досталось наследство от одного богатея, владельца пароходной компании. И что она блестяще сдала экзамены по нескольким предметам в столичном университете, в том числе по физике.
Не выпуская руки Фредрика, она провела его в гостиную и усадила на скамеечку черного дерева перед открытым очагом в центре комнаты. В огромном медном тазу пылало яркое желтое пламя под бронзовой сеткой, подвешенной на укрепленном под потолком шесте. И никакого намека на дымоход… Куда девается дым?
Он задумался над этим тривиальным вопросом, но ответа не последовало.
Серина подала ему бокал с каким-то зеленым напитком и села в позе лотоса перед скамеечкой, спиной к очагу. Коснулась рукой ноги Фредрика, и он почувствовал, как от кончиков пальцев до пояса разливается тепло.
— Вы все приходите, — прошептала она, глядя на него расширенными глазами. — Один за другим. Полиция. Археология. И вот теперь — ты. Я ждала тебя.
— Меня? — Он сглотнул.
— Вы приходите теперь к Серине, когда чего-то не понимаете. Но что я могу сказать? — Она погладила подъем его ступни.
Фредрик опешил. Вот как, другие тоже приходили сюда в поисках ответа на случившееся чудо. Но он сомневался, чтобы они задавали верные вопросы.
— Статуя Ашшурбанипала, — кивнула она. — Перелетела из Национальной галереи в маленькую гостиную в Луммедалене. И стоит там теперь, и никто не смеет к ней прикоснуться.
Ее пальцы развязывали шнурок его ботинка. Он смотрел, как она осторожно снимает ботинок с ноги. Отвлекающий маневр, подумал он. Эта женщина — мастер отвлекать внимание человека, подготавливая вещи, кажущиеся необъяснимыми. Будь начеку, Фредрик!
Она подняла вверх ботинок, точно какой-то драгоценный предмет. Потом опустила руки, меж тем как ботинок остался висеть в воздухе перед левой коленкой Фредрика.
— Зарки-и-и-и-ин-н-н! — закричала она так, что вся комната отозвалась вибрацией, ботинок шлепнулся на пол, и включился музыкальный центр.
Гостиная наполнилась мягкими звуками фортепьянного концерта Моцарта.
Фредрик подался назад на скамеечке, пораженный тем, как оборачивается этот его визит. Ничего удивительного, что он тогда в «Кастрюльке» так и не смог налить вино в бокал Серины. От этой женщины можно ожидать чего угодно. Все же голос его ничуть не дрожал, когда он заметил:
— Тут зеркала точно ни при чем. Пользуешься невидимыми шнурами?
Глаза Серины Упп сверкнули.
— Есть силы, Фредрик Дрюм, не поддающиеся привычному нам измерению и определению. У тебя открытая душа, я не ошибаюсь? — Она осторожно сняла с его ноги носок и нежно погладила лодыжку.
— Гейзенберг, принцип неопределенности, — пробормотал он. — Но то, что ты проделала сейчас, из другой области.
Он старался не отдаться во власть наслаждения, которое испытывал оттого, что эта женщина массировала его ступню.
Она улыбнулась.
— Если ты принимаешь всерьез новую физику, тебе есть над чем поразмыслить.
— А кто не принимает ее всерьез? Ученые? Они всячески пытаются разобраться в ней. — Он пытался нащупать исходную точку для плодотворного разговора.
— Куда им, бедным, они пользуются старьем, чтобы осмыслить новое, разве тебе не ясно?
— Ясно ли, нет ли. Ты подразумеваешь еще не названную энергию? — Ему стоило немалых трудов сохранять ясность мысли.
Силовое поле, объединяющее его с этой красивой молодой женщиной, было образовано не одними лишь известными элементарными частицами.
— Все состоит из света. Но свет — не только свет. — Она коснулась губами большого пальца его ноги.
— Помнится мне, у Эйнштейна есть что-то в этом роде. Но ведь Эйнштейн устарел, верно?
— Видимое нами не исчерпывается тем, что мы видим, Фредрик. Ты ведь специалист по дешифровке, так? Интерес к неразгаданному пробудился в тебе, когда ты служил в армии и находил ключи к кодам. Потом перенес те же методы на древние языки, рисуночное письмо и эпиграфику. Что ты видишь такое, чего не видят другие?
Она изучила его биографию? Или прямо сейчас черпает знания из воздуха? Он потягивал зеленый напиток. В самом деле — что он видит? Вопрос весьма уместный.
— Я комбинирую, — произнес он наконец. — Тезис плюс антитезис дает синтез.
— Плюс еще кое-что. — Она, смеясь, откинула назад голову. — С тобой интересно разговаривать. Ты мне нравишься. Не такой, как другие. Витаешь мыслями в пограничных сферах. Я ведь прочитала все твои статьи о письменности древних цивилизаций. Ты называешь многое, что прежде не было названо. Потому и в винах хорошо разбираешься. Способность понять, истолковать зависит от восприимчивости органов чувств. Вот почему тезис плюс антитезис не только синтез. А еще кое-что.
Помолчав, Фредрик спросил:
— Что ты смогла сообщить полиции и другим, кто к тебе приходил? Они услышали от тебя ответ на загадку?
— Ты что же думаешь — я обычный оракул? Они не задавали верные вопросы. А потому не могли получить ответ.
Она осторожно опустила на свое бедро его ступню, продолжая гладить ее.
— Хорошо, — Фредрик прокашлялся. — Иллюзия иллюзии рознь. Скорее всего, тут кроется какой-то обман. Но сверх того речь идет о злодейском преступлении, об убийстве. Душа Халлгрима Хелльгрена была не менее открытой, чем моя.
Непроизвольно он придвинулся к ней поближе вместе со скамеечкой. И, кажется, слегка нажал ступней на ее бедро?
— Открытая душа… Кассандра… — Серина обратила задумчивый взгляд на пламя. — Кассандра была
