все свое время, дни и ночи, почти без сна и отдыха, он отдавал работе.
Превыше всего он ставил интересы партии, интересы дела, а свои личные потребности подчинял им всегда и во всем. Именно эта глубочайшая партийность, внутренняя потребность отдавать всего себя революционному делу, полное слияние личных интересов с интересами партии – вот что являлось главной чертой характера Дзержинского.
Еще в 1901 году отец писал своей сестре Альдоне из Содлецкой тюрьмы: «Я не умею наполовину ненавидеть или наполовину любить. Я не умею отдать лишь половину души. Я могу отдать всю душу или не дам ничего…» И он отдал всего себя делу социалистической революции.
В другом письме, 27 мая 1918 года, он писал: «Я нахожусь в самом огне борьбы. Жизнь солдата, у которого нет отдыха, ибо нужно спасать наш дом. Некогда думать о своих и себе. Работа и борьба адская…» Обстановка условия работы менялись: подполье, ВЧК, НКПС, ВСНХ, – а Дзержинский оставался все тем же непоколебимым солдатом революции, отдававшим всего себя великому делу пролетарской революции. Таким он и запомнился мне на всю жизнь.
Видеть отца, повторяю, мне приходилось мало. Часто, особенно в 1920–1922 годах, он выезжал из Москвы в длительные командировки.
В феврале 1922 года, будучи послан партией в Сибирь на восстановление железнодорожного транспорта, что имело тогда решающее значение для поставки сибирского хлеба в рабочие центры, отец писал мне: «Я чувствую себя хорошо – работы у меня много. Живу в вагоне… Не знаю еще, как скоро вернусь в Москву, не могу вернуться, пока не закончу работу, которую мне поручили сделать…» И в этом же письме он прислал мне вырезку из местной газеты с остроумным фельетоном, остро бичующим недостатки советского аппарата.
Но и во время пребывания отца в Москве я видел его лишь урывками. Вставал он часов около девяти, а я в это время уходил в школу, возвращался же он поздно ночью. Зимой отец и по воскресеньям почти не отдыхал, лишь несколько раньше обычного возвращался домой. Даже когда ему случалось заболеть, то и тогда он не прекращал работать, просматривал многочисленные деловые документы.
Только в летние месяцы я видел отца чаще. По воскресеньям он ездил за город, но и там большую часть дня работал. Однако по вечерам нам удавалось выходить с ним на прогулку. Несколько раз мы гуляли с ним по Москве.
Как-то весной 1919 года, в один из воскресных дней, мы все трое – отец, мать и я отправились из Кремля на прогулку в город.
На Троицком мосту мы встретили Ленина. Отец начал его журить за то, что Владимир Ильич, лишь недавно оправившийся после ранения, вышел из Кремля без всякой охраны. В ответ на это Ленин в свою очередь стал в шутливой форме упрекать отца: «А почему вы сами выходите в город без охраны?»
Отец отнюдь не был аскетом, каким его кое-кто считал. Он любил жизнь во всех ее проявлениях, во всем ее богатстве, умел пошутить, посмеяться. Отец страстно любил природу, особенно лес, напоминавший ему детство, которое он провел среди лесов в Дзержинове. На прогулках он водил нас обычно не по проторенным дорогам, а напрямик, сквозь лесную чащу, по оврагам, по нехоженым местам.
Осенью 1919 года, во время кратковременного отдыха в Любанове, близ Москвы, да и позже, отец часто ходил на охоту; он был прекрасным стрелком. Как-то подстреленный им ястреб запутался в верхушке высокой ели; отец полез за ним на дерево и радовался, как ребенок, когда ему удалось его достать. С огромным наслаждением отец катался на лодке по живописной реке и занимался греблей. Во время одной из таких прогулок он рассказал, как однажды бежал на утлой лодчонке из сибирской ссылки и чуть было не утонул.
Отец очень любил животных. Часто он вспоминал, что когда-то, будучи в вятской ссылке, приручил медвежонка настолько, что тот ходил за ним по пятам, как верный пес. Мне как-то удалось приручить трех бельчат, и, когда они выросли, отец любил кормить их и играть с ними.
Три раза я был с отцом в Крыму. Отец весь предавался отдыху, наслаждаясь морем, купаясь, катаясь на лодке и совершая большие прогулки. Особенно он любил бурю, когда море бушевало, а он подолгу сидел где-нибудь на берегу, бросая камни в воду и любуясь разъяренной и грозной стихией.
В то же время каждый свой отпуск отец использовал для деловых встреч и для ознакомления с работой подведомственных ему организаций на местах. На обратном пути в Москву он обычно останавливался по делам службы в Донбассе, Харькове и других городах.
Отец глубоко понимал и любил искусство, музыку, но, всегда загруженный работой, он лишь изредка имел возможность посетить театр или концерт.
Широко известна любовь Дзержинского к детям. Еще в 1902 году он писал сестре Альдоне: «Не знаю, почему я люблю детей так, как никого другого… Я никогда не сумел бы так полюбить женщину, как их люблю, и я думаю, что
В своих письмах из тюрьмы к сестре Альдоне и к моей матери отец постоянно возвращался к вопросу о детях, об их воспитании, давал советы, проявляя глубокое понимание вопросов педагогики и воспитания. Как известно, в 1921 году он возглавил деткомиссию ВЦИК, используя аппарат ВЧК для борьбы с детской беспризорностью. У нас сохранилось немало писем, фотографий и альбомов от воспитанников детских домов и трудовых коммун ОГПУ с выражением их глубокой признательности и любви к Дзержинскому.
Как воспитатель отец был ко мне строг и требователен, но одновременно чуток и отзывчив. Он прививал прежде всего преданность Родине, смелость, трудолюбие, скромность и честность. Он не любил делать наставлепия, а воспитывал живым показом, личным примером. Больше всего он ненавидел ложь и мещанское сюсюканье, сентиментальничанье, не имеющее ничего общего с подлинным большим чувством.
Отец систематически следил за моими успехами в школе и в свободную минуту помогал мне, особенно по математике. Я всегда удивлялся его блестящей памяти, тому, как хорошо он помнил сложные алгебраические формулы, которые изучал еще в школьные годы. Отец горячо интересовался моим пребыванием в пионерском лагере, расспрашивал о жизни отряда, о моих товарищах и т. д. Особенно настойчиво он стремился привить мне трудовые навыки, дисциплину и любовь к учебе.
Дзержинский неоднократно говорил моей матери: «Мы, коммунисты, должны жить так, чтобы широчайшие массы трудящихся видели, что мы не дорвавшаяся к власти ради личных интересов каста, не новая аристократия, а слуги народа». И здесь, как всегда и во всем, слова Дзержинского не расходились с делом. Требовательный к другим, но еще более требовательный к себе, умевший смело преодолевать все трудности и ломать любые препятствия в борьбе за построение социализма, он в личной жизни был
