Было действительно темно, но не настолько, чтобы не отыскать тропу. Она вилась, то и дело пересекая ручей. Судя по всему, по ней часто ходили ловцы раков, а также несчастные, ищущие в источнике исцеление от мужского бессилия, и прочие странники. Протянув руку, он схватился за ветку, чтобы выбраться из глубокого места. Ветку эту успели отполировать многочисленные паломники.
Стивен поднимался все выше и выше, упиваясь теплым ароматом пиний. Вдруг он очутился на голой скале и внизу, поразительно далеко, увидел шедшие на веслах шлюпки, буксирующие за собой череду почти затонувших бочонков, напоминавших лягушачью икру. Затем тропа снова скрылась среди деревьев, и он шел меж ними до тех пор, пока не оказался среди зарослей тимьяна. Под его ногами лежала округлая травянистая поверхность мыса, поднимающегося из леса пиний. Помимо лилового тумана, окутавшего дальние холмы, и яркой желтой полосы неба, все остальные краски исчезли. Но он видел короткие белые хвосты зайцев, убегавших прочь, и, как и ожидал, козодоев, носившихся взад – вперед у него над головой словно призраки. Он сел у огромного камня, на котором были высечены слова: «Non fui, non sum, non euro»[42]. Мало – помалу распуганные зайцы стали возвращаться, и он даже услышал, как на наветренной стороне мыса они грызут тимьян своими острыми зубами. Стивен намеревался просидеть здесь до рассвета, чтобы привести в порядок мысли, если такое возможно: посещение друга (впрочем, вполне реального) было всего лишь предлогом. Безмолвие, покой, эти бесконечно родные запахи и тепло земли были сейчас нужны ему как воздух.
– Полагаю, мы можем сейчас подойти к берегу, – произнес Джек Обри. – Если мы прибудем раньше срока, это никому не повредит, да и хорошо бы немного размять ноги. Во всяком случае хотелось бы увидеть доктора как можно раньше. Мне не по себе оттого, что он на берегу. Бывают моменты, когда я чувствую, что его нельзя оставлять одного. Порой мне кажется, что он настолько умен, что мог бы командовать флотом, но ведь бывает и горе от ума.
«Софи» курсировала вдоль берега. Подходила к концу средняя вахта, время, когда Джеймс Диллон сменял штурмана. Как заметил, перед тем как отплыть на берег, Джек Обри – поскольку все матросы находятся на палубе, можно начать лавирование. Диллон вытер росу с поручней и оперся о них, чтобы на фоне фосфоресцирующего моря, теплого, как парное молоко, получше разглядеть катер, подходивший на веслах к корме шлюпа.
– Воду мы набирали вон там, сэр, – произнес Бабингтон, показывая пальцем в сторону скрытого в тени берега. – Если бы не темнота, вы бы увидели тропу, по которой доктор поднимался наверх.
Джек Обри подошел поближе и стал разглядывать тропу и водоем; шагал он неуклюже, отвыкнув от суши. В отличие от моря, земля не вздымалась подобно палубе и не уходила из-под ног. Однако, по мере того как он расхаживал взад – вперед в утренних сумерках, его ноги постепенно привыкли к ощущению твердой земли, и походка стала более плавной. Джек размышлял о характере почвы, о том, как медленно и неравномерно-как бы рывками – освещается небо, о приятных переменах в настроении лейтенанта после стычки в Альморайре и непонятном изменении в поведении штурмана, который порой становился совершенно замкнутым. Дома у Диллона была свора гончих – тридцать пять пар, – и он не раз устраивал охоту. Должно быть, там великолепная местность, где водятся роскошные лисы. Джек испытывал почтение к человеку, который превосходно справлялся со сворой гончих. По – видимому, Диллон знал толк в охоте и в лошадях; однако странно, что его так мало беспокоит шум, устраиваемый собаками, лай целой своры…
От этих мирных размышлений его оторвал выстрел сигнальной пушки «Софи». Круто повернувшись, капитан увидел облако дыма, окутавшего борт судна. К ноку рея взвилась гирлянда сигнальных флагов, но без подзорной трубы при таком освещении он не смог ничего различить. Судно привелось к ветру и, словно желая помочь своему капитану, употребило сигнал времен седой древности, отпустив марсели и прямые паруса, что означало: «Замечены незнакомые парусники». Сообщение это было подкреплено вторым сигнальным выстрелом. Джек взглянул на часы и, с тоской посмотрев на неподвижные пинии, сказал:
– Одолжите мне ваш нож, Бонден. – С этими словами он поднял с земли крупный плоский камень и нацарапал на нем: «Regrediar»[43], указав время и свои инициалы. Затем положил его на видное место; потеряв всякую надежду, в последний раз посмотрел на заросли и вернулся к шлюпке.
Как только катер ошвартовался у борта «Софи», заскрипели реи, паруса наполнились ветром, и судно направилось прямо в море.
– Это военные суда, я почти уверен, – произнес Диллон. – Я решил, что вы захотите увести шлюп подальше от берега.
– Совершенно правильно решили, мистер Диллон, – отозвался капитан. – Не дадите ли мне вашу подзорную трубу?
Отдышавшись, при свете дня, озарившем поверхность освободившегося от тумана моря, с марсовой площадки он смог отчетливо различить их. С наветренной стороны на всех парусах шли два корабля. Можно было побиться об заклад, что это были военные суда. Английские? Французские? Испанские? В открытом море ветер был свежее, и они шли со скоростью целых десять узлов. Через левое плечо он посмотрел на участок берега, загибавшийся к востоку в сторону моря. «Софи» будет непросто обогнуть мыс так, чтобы избежать встречи с кораблями! Однако это придется сделать, иначе они окажутся в ловушке. Действительно, это были военные корабли. Теперь полностью видны их корпуса, и хотя Джек не сумел сосчитать количества орудийных портов, он определил, что это фрегаты, ну конечно же, тридцатишестипушечные фрегаты.
Если «Софи» обогнет мыс первой, то, возможно, у нее останется шанс. Если она сумеет пройти по отмели между мысом и внешней кромкой рифа, они выиграют милю, поскольку ни один глубоко сидящий фрегат не осмелится следовать за шлюпом.
– Отправим экипаж завтракать, мистер Диллон, – произнес капитан. – А затем начнем готовиться к бою. Если придется драться, то лучше это делать на сытый желудок.
Но в то ясное утро никому кусок в горло не лез. Матросы находились в таком нервном напряжении, что даже не смотрели на овсянку с галетами. Свежеподжаренный и только что смолотый кофе, приготовленный для капитана, напрасно остывал на шканцах, где собрались офицеры и внимательно разглядывали незнакомые суда, стараясь определить их курс, скорость и вероятную точку сближения. Два фрегата с наветренной стороны, неприятельский берег с подветренной и вероятность оказаться взаперти – этого было достаточно для того, чтобы забыть о желудке.
– На мостике! – крикнул впередсмотрящий из пирамиды туго натянутых парусов. – Он нам сигнализирует, сэр. Поднимает синий вымпел.
– Добро, – отозвался Джек Обри. – Я тоже так думаю. Мистер Риккетс, поднимите ответный сигнал.
Теперь все оптические приборы на борту шлюпа были направлены на фор – марсель ближайшего фрегата: хотя любое судно могло поднять синий вымпел, лишь корабль Его Величества мог знать тайный опознавательный знак: красный флаг на фок-мачте, после чего в следующий момент на грот-мачте
