Он замечтался, видя перед собой ровные гряды капусты и лука-порея. Ровные и сильные овощи не были затронуты ни жучками, ни червями, ни ужасными бабочками. Под огородом струился ручей с форелью с поросшими зеленой травкой берегами, а на пастбище паслись несколько молочных коров джерсийской породы. Вниз по течению ручейка виднелся на небольшом удалении Ла-Манш с плывущими по нему кораблями. Сквозь висевшую над морем легкую дымку проступили очертания улыбающейся физиономии Стивена.
— И о чем это ты так сладко грезишь? — спросил Стивен. — Должно быть это очень приятная вещь.
— Я думал о женитьбе, — ответил Джек. — И об огородике, который я разобью после нее.
— Ты хочешь развести огород? — воскликнул Стивен. — Вот уж не подумал бы.
— Обязательно, — заявил Джек. — Я разжился призом, и моя капуста уже построилась в ряды и шеренги. А я все не мог решить, какой кочан первым срезать. Стивен! — вскинулся вдруг он, — хочешь посмотреть на реликвию моей юности? Я думал показать ее тебе в момент, когда подойдет мачтовый кран, но тебя не было рядом. Но я-таки сохранил ее. Вид оной развеселит твое сердце.
— Буду счастлив увидеть реликвию твоей юности, — ответил Стивен, и они вышли на тихую палубу, охваченную покоем воскресного вечера, заполненную безмятежной толпой. Установленный для церкви навес еще не разобрали, и в его тени офицеры, люди из свиты Стенхоупа и большинство мичманов предавались отдыху, насколько это возможно, разумеется, поскольку, едва закончилась служба, на палубе вновь появились принадлежащие кают-компании, мичманским кубриками и послу клетки с курами и мелкой живностью, включая козу мистера Стенхоупа, и так как найти прохладу в лучах палящего солнца было почти невозможно — «Сюрприз» шел по ветру — все это добро разместили под навесом. Тем временем все шло своим чередом: вахтенный офицер с трубой под мышкой совершает ритуальную прогулку взад-вперед, а штурманский помощник и вахтенный мичман меряют шагами оставленную в их распоряжении часть квартердека у противоположного борта; рулевой у штурвала, квартирмейстер следит за курсом, двое юнг, исполняющие роль посыльных, тише мыши стоят на отведенных им местах, только перетаптываются, а прикупленный в Бомбее молодой мангуст снует между клеток, пугая кур.
Джек приостановился, чтобы воздать мистеру Уайту должное за прекрасную проповедь (резкое осуждение арминианства) и поинтересоваться самочувствием мистера Стенхоупа, который подкреплялся поджаренными тостами с бульоном и надеялся в течение пары дней вновь обрести «морские ноги».
В сопровождении Стивена капитан двинулся по переходному мостику, заполненному матросами в их воскресном наряде — многие с шикарными индийскими платками. Часть из них глазела, опершись на коечную сетку, на пустынное море, переговариваясь с товарищами на русленях; иные слонялись туда-сюда, предаваясь безделью; то же самое наблюдалось на форкастле, под завязку набитом людьми: не только потому, что внизу было слишком жарко: шла игра, древняя сельская игра: от играющего требовалось просунуть голову конский хомут и скорчить рожу, приз получал тот, у кого рожа получалась смешнее. Роль хомута исполняла ячея из коечной сетки, а главным претендентом на победу, если судить по неудержимому смеху, являлся молодой подручный доктора. Прорехи в арифметике не позволили ему заделаться мясником на Багамах, но он обладал твердой рукой и был отличным прозектором. Обычно он держался особняком от «неграмотных», но сейчас, подогретый воскресным грогом и молодым задором, кривлялся как дикарь, покраснев от натуги. Но едва его налившиеся кровью глаза заметили Стивена, лицо парня вернулось к привычной форме, приняв постное выражение — нечто среднее между смущением и радостью, он грустно улыбнулся, так и не успев вытащить голову из ячейки.
Бесшумно и незаметно, словно привидение, Джек взобрался наверх по вантам фок-мачты, просунул голову в «собачью дыру», услышал стук костей — запретный, «пятидесятиплеточный» стук костей, — и исполненный ужаса крик: «Это шкипер!» Он наклонился, протягивая Стивену руку, и когда наконец взобрался на марс, матросы молчаливой кучкой стояли у юферса бакборта. Те знали, что служат у необычно активного капитана — но чтоб на фор-марс? — в воскресенье!? — через «собачью дыру»! — это выходило за пределы человеческого разумения. Дудл по кличке Шустрый, единственный, кто сохранил способность действовать, сунул кости за щеку и теперь стоял, пристально вглядываясь в горизонт отсутствующим взглядом, лицо его явно выдавало причастность к преступлению. Джек обвел всех рассеянным взглядом, улыбнулся и проговорил: «Вольно, вольно». Капитан сел на свернутый лисель, помогая Стивену взобраться наверх, не обращая внимания на протестующие вопли последнего: «я прекрасно могу и сам… не раз взбирался сюда по снастям… прошу, не унижай меня свой ненужной заботливостью».
Взобравшись, Стивен тоже уселся на лисель, переводя дух: подъем дался ему нелегко, капли пота струились по его впалым щекам.
— Значит, это фор-марс, — заключил доктор. — Я бывал на крюйс-марсе, на грот-марсе, но здесь — никогда. Очень похож на другие, можно сказать, совсем такой же. Такое же хитрое сочленение двух мачт, и эти круглые штуки… Вы не замечали, уважаемый сэр, что он практически идентичен остальным?
— Странное сходство, не правда ли? — отозвался Джек. — Пожалуй, раньше этого никто не подметил.
— Твоя реликвия здесь?
— Ну да… Не совсем. Немного выше. Ты же не против подняться еще чуть-чуть?
— Вовсе нет, — ответил Стивен, подняв взгляд туда, где кончалась стеньга: там, в сиянии солнечных лучей виднелся в скрещении скрученных канатов единственный обещающий опору объект. — Ты имеешь в виду следующий уровень, или этаж? Ну разумеется. В таком случае я сниму сюртук, бриджи и чулки. Тончайшей шерсти чулки по три шиллинга и девять пенсов за пару не та вещь, которой можно рисковать с легким сердцем.
Разматывая узел на подвязках чулок, Стивен внимательно смотрел на людей у поручня.
— Шустрый Дудл, — произнес он, — помогает тебе ревень? Как твой живот, дружище? Ну-ка, покажи язык!
— О, только не в воскресенье, доктор! — оборвал его Джек. Шустрый Дудл был ценным марсовым, и капитану вовсе не хотелось видеть его на решетке люка. — Ты забываешь, что сегодня воскресенье. Меллиш, пригляди за париком доктора. Положи в него часы, деньги, и носовой платок. Ну, вперед: хватайтесь только за эти толстые снасти, доктор, и смотрите только вверх, ни в коем случае не вниз. Осторожнее; я полезу следом и помогу.
Они полезли наверх, миновав рей с примостившимся на нем впередсмотрящим, напустившим на себя вид неусыпной бдительности. Еще выше. Джек обогнул мачту, взобрался на салинг, втянул уже не протестующего Стивена туда же, обмотал его линем и приказал открывать глаза.
— Однако, здесь здорово! — воскликнул Мэтьюрин, инстинктивно хватаясь за мачту. Они находились на большой высоте над поверхностью моря; видневшаяся в просвете между марселями и нижними парусами узкая полоска палубы казалась населенной куклами, крошечными куколками, двигающимися неуклюжей походкой, нарочито широко расставляя ноги. — Здорово! Каким бескрайним становится море! Каким сверкающим!
Джек засмеялся, видя искреннее удовольствие друга и его вспыхнувшие интересом глаза.
— Посмотри-ка вперед, — сказал он.
Фрегат не нес кливеров, так как ветер был с кормы, и строгие линии штагов сбегали вниз четкими,
