выйти в море развевался на сигнальной мачте, подкрепляемый частыми пушечными выстрелами. И это впечатление злобной кипучей бесполезности лейтенанта в дальнейшем крепло день ото дня.
И вот, наконец-то! Он захватил два отличных судна, в то же время он избавил себя от человека, который только мешал превратить фрегат в эффективный инструмент морской войны, не говоря уж о «счастливом» корабле. И он сделал так, что удаление, вместе с тем, принесло выгоды даже самому мистеру Эйкерсу, вот где самый-то смак! И теперь он командует кораблем, экипаж которого можно считать настоящими моряками, несмотря даже на пятьдесят или шестьдесят оставшихся салаг.
Артиллеристы они, конечно, аховые — но чего ждать от людей, которыми командовали офицеры, кроме сваливания рея к рее и пальбы в упор и знать ничего не желавшие? Все это еще будет время исправить.
«Широчайшие возможности, мадам, широчайшие», — пробормотал Джек. Затем его улыбка перешла в ухмылку, когда он вспомнил, как его низкое коварство обмануло Стивена Мэтьюрина. Ибо что знал Джек и о чем не догадывался его друг — эти сорок семь минут составляли разницу между спасением корабля и простой помощью, между правами «Боадицеи» на одну восьмую груза «купца» и простым письмом с благодарностями от его владельцев.
«Интрепид Фокс» был захвачен в 10:46 во вторник, и если бы он находился под управлением французов хотя бы на одну секунду меньше 24 часов — его освобождение по морским законам не считалось бы спасением. Что до трех четвертей часа, которые, якобы, требовались Стивену для поиска неизвестных жучков островов Селваженс — Джек знал друга, и представлял, что выковыривать того с острова пришлось бы вооруженной команде, далеко по истечении назначенного времени. Однако он собирался компенсировать Стивену эту потерю коралловыми рифами, в изобилии встречающимися восточнее Мыса Доброй Надежды.
— Разрешите доложить, сэр, фрегат сигналит, — отвлек капитана от его мыслей старший гардемарин. «Разрешите следовать своим курсом».
— Добро, — отозвался Джек, — и счастливого пути.
«Гиена» проворно распустила марсели, закрепила их, и двинулась, набирая ход, сопровождаемая «гвинейцем», в кабельтове с подветренного борта. Посмотрев, как удаляются они, курсом на Гибралтар, Джек отдал приказ привестись к посвежевшему ветру, направив «Боадицею» к северному тропику, и спустился в каюту. Переборки, снятые, когда фрегат готовился к бою, уже были снова на месте. Две массивные восемнадцатифунтовки вновь принайтовлены по-походному, но от орудия правого борта все еще шло тепло, и запах пороха и горящих фитилей витал в воздухе — самый возбуждающий запах на земле и на море. Вся эта прекрасная каюта была в его распоряжении, просторная, с сияющей дугой кормовых окон, несмотря на наличие на борту важного пассажира. Впрочем, мистер Фаркьюхар губернатором был пока лишь теоретически, все упиралось в сопротивление французской эскадры, которое требовалось сломить для овладения его губернаторством. Он разместился в каюте, которая ранее была капитанской столовой. Джек бросил прощальный любящий взгляд на свои призы, удаляющиеся на север посреди искрящегося голубого простора, и крикнул: «Позовите господ Сеймура, Троллопа и Джонсона!»
Сеймур, второй лейтенант и Троллоп, третий, торопливо вошли, сопровождаемые Джонсоном, помощником штурмана. Они выглядели довольными, но встревоженными, так как прекрасно знали, что хотя «Боадицее» сопутствовал успех, действия ее отнюдь не были безупречными, особенно, при снятии «Гиены» с ее злосчастного ложа среди скал, и поэтому разнос от нового капитана был ими вполне ожидаем. Сеймур и Джонсон выглядели как братья, низенькие, розовые, круглолицые, круглоголовые, с трудом пытающиеся удержать на довольных физиономиях выражение уважительной серьезности. Это были парни, подобных которым Джек встречал сотни раз на протяжении своей карьеры, и он был счастлив иметь их на борту. Он встречал и многих троллопов тоже, больших, темных, черноволосых, с тяжелыми челюстями и без чувства юмора. У плохого командира такие становились настоящими тиранами, а потом, получив повышение — просто дьяволами в эполетах. Но в настоящий момент Троллоп был еще молод и не успел испортиться. Все трое были еще молоды, хотя Троллопу было уже около тридцати — многовато для его звания.
Джек считал, что прекрасно знает, что сейчас было у них в головах: в бытность его лейтенантом ему часто случалось получать «фитиль» за чужие провинности. Почтительное выражение их лиц, однако, было не просто данью субординации, но уважением к репутации командира на флоте: на своем четырнадцатипушечном бриге «Софи» он атаковал и захватил испанский тридцатидвухпушечный фрегат «Какафуэго»; был одним из немногих командиров фрегатов, рискнувших вступить в поединок с линейным кораблем; прославился в деле у Кадиса, где находясь во временном командовании фрегатом «Ливели», захватил равные по силе «Клару» и «Фаму». Что касалось крейсерских и набеговых операций — мало кто мог соперничать в этом со «Счастливчиком Обри». Однако Джек не знал и даже не подозревал об этом, частично потому, что считал свои подвиги делами давно прошедших дней, частично потому, что относил свои наиболее выдающиеся дела на счет удачи: он оказался в нужное время в нужном месте, и любой морской офицер на его месте поступил бы также. Это не было простой скромностью: он знал кучу офицеров, хороших командиров и выдающихся моряков, которые отслужили всю войну, так и не получив шанса проявить себя — на конвойной службе, на транспортах, даже на линейных кораблях, осуществлявших блокаду Бреста и Тулона. Они встречали опасности лицом к лицу, но чаще от разбушевавшегося моря, чем от врагов и оставались в тени, задвигаемые по службе и бедные, как церковные мыши. Но, представься им такие же возможности, он уверен, они бы действовали не хуже, а, пожалуй, что и лучше.
— Ну-с, джентльмены, — начал Джек, — неплохое начало вояжа. Но мы потеряли мистера Эйкерса. Мистер Сеймур, Вам придется занять его место.
— Благодарю Вас, сэр.
— И, мистер Джонсон, Вы ведь получили лейтенанта, мне кажется?
— О да, сэр. В первую среду августа 1802, — ответил Джонсон, вспыхнув и сразу побледнев. Он был произведен, но как и множество гардемаринов, не имевших протекции, так и не получил назначения. Все эти годы он оставался помощником штурмана, старший гардемарин, не более того, и вероятность назначения падала с каждым днем его рождения, и он уже смирился с судьбой. Штурман — вот все, на что он мог рассчитывать, уволиться мичманом и никогда не получить собственного корабля. На «Боадицее» были гардемарины с куда более высокими претензиями: капитан Лавлесс взял на борт крестника адмирала, племянника другого, наследника члена общества выборщиков из Олд Сарум, и не сыну отставного лейтенанта было тягаться с ними.
— Тогда я даю Вам назначение, как исполняющему обязанности лейтенанта, и, будем надеяться, адмирал на Мысу его утвердит.
Джонсон, весь красный, произнес слова благодарности, и Джек продолжал:
— Поскольку, я не скрываю это от вас, джентльмены, наш пункт назначения — Мыс Доброй надежды. А вот чего вы не знаете, это того, что с другой стороны Мыса нас ждут четыре французских сорокапушечных фрегата. И сегодняшнее небольшое приключение тут весьма кстати. Это ободрило новичков, ввело их в дело, и положило конец крейсерству «Хиби» — а он играл в Старого Гарри с нашими торговцами последние несколько недель. Поэтому, я думаю, мы можем выпить по стаканчику за это. Пробин! — позвал Джек (Пробин был его стюардом).
— Пробин, принесите бутылку мадеры. Потом пойдите, удостоверьтесь, что кок французского капитана устроен со всеми возможными удобствами, и будьте с ним повежливее! Ну, за «Гиену», экс-«Хиби», за ее благополучное возвращение!
Они выпили в молчании, уверенные, что капитан еще не сказал все, что собирался.
— Неплохо, по-своему неплохо, — продолжил Джек, — но, полагаю, едва ли кто назовет наши действия безупречными.
— Да, это не в Вашем средиземноморском стиле, сэр, — ответил Троллоп.
Джек тяжело посмотрел на лейтенанта. Были они в одном экипаже? Он не припоминал.
— Я был гардемарином на «Амелии», когда вы привели «Какафуэго» в Порт-Магон. Господи, как мы орали «Софи»!
— Вы там были, вот как? — ответил слегка смущенный Джек, — Ну что же, я очень рад, что мы столкнулись не с «Какафуэго» сегодня, не говоря уж о французах за Мысом. Потому что хотя экипаж действовал решительно и храбро — я не заметил робости ни в ком, наша стрельба была ниже всякой критики. А что до буксировки — никогда, никогда я не видел столько человекоподобных существ, не
