Надеюсь, хорошо?
Френсис, до сего дня один из лучших марсовых, вызвался позолотить клотик грот-бом-брам-стеньги, не удержался и совершил впечатляющий полет с головокружительной высоты. Он избежал палубы (и смерти) благодаря качке, но скользнул по люку 12-го порта с такой силой, что разодрал до кости грудную клетку, да еще и содрал с крышки свежую краску, чертов граблерукий содомит!
— Может, выкарабкается. Эти молодые парни, похоже, сделаны из стали и какой-то особо эластичной кожи. Значит, это и есть Африка, — Стивен жадно вглядывался в берег, обиталище капских трубкозубов, панголинов и жирафов. Ему виделись бесчисленные птицы в окружении богатейшей флоры, а венчалось это сияющее видение настоящими живыми страусами.
— А это, — указал он на удаленную оконечность, — и есть тот самый ужасный Мыс Бурь собственной персоной, не иначе?
— Нет, конечно, — ответствовал Джек. — Мыс уже далеко за кормой. Мы обошли его довольно близко, но вы, доктор, в это время, к сожалению, были заняты. Но до того вы успели увидеть Столовую Гору, не так ли? Я ведь посылал за вами.
— Да, да. И я вам весьма признателен, даже несмотря на подъем в немилосердную рань. Ее можно сравнить с Бенбалбеном.
— Интересно, не правда ли? А вон слева по носу, нет, слева по борту, вы можете видеть Саймонсбэй — лучшую якорную стоянку. И «Рэйсонейбл» на ней, под адмиральским флагом.
— Это линейный корабль, да? — спросил Фаркьюхар. — Выглядит очень впечатляюще.
— Сомневаюсь, что хоть один шестидесятичетырехпушечник еще остался в линии в наши дни, — ответил Джек. — В любом случае, «Рэйсонейбл» построен лет пятьдесят назад, и он может просто развалиться на части от собственного бортового залпа. Но я рад, что он хоть выглядит впечатляюще. Дальше — «Сириус», фактически, гораздо более сильный корабль, хотя и только с одним рядом орудий. 36 восемнадцатифунтовок — такой же вес залпа, как и у нас. Дальше другой фрегат, видите? «Нереида». Тоже тридцать шесть, но лишь двенадцатифунтовок. Дальше старый военный бриг.
— Прошу, объясните, сэр, а почему они не в море? — спросил Фаркьюхар. — Если я правильно понимаю, эти корабли, да еще «Оттер» — это почти все, что мы имеем для охраны торговых путей в Индию? Я спрашиваю не из простого любопытства.
— О, сейчас как раз конец сезона ураганов. Вряд ли это возможно, блокировать Маврикий в этот сезон. Так что они, должно быть, переоснащаются и грузят припасы — ведь на протяжении двух тысяч миль к северу для них нет ничего… Мистер Джонсон, я думаю, пора убавить паруса.
Он пристально вглядывался в трубу. «Боадицея» подняла позывные, и Джек высматривал шлюпку капитана порта. А, вот и она, только отошла от пирса. Хотя фрегат нес уже лишь фор- и грот-марсели, он двигался довольно ходко, покачиваясь на умеренной юго-восточной волне при начавшемся отливе, и берег быстро приближался. Когда корабль поравняется с кварталом зданий Адмиралтейства, надо начинать салютовать, и, ожидая этого момента, Джек ощутил странное чувство, что с первым залпом и Англия и все путешествие на юг исчезнут в прошлом.
— Начинайте, мистер Веббер, — скомандовал Джек, и девятифунтовка выдала свое приветствие, сопровождаемое языком пламени и облаком дыма.
— Первая, — сказал канонир. В этот момент эхо выстрела, отраженное горами, достигло их.
— Вторая. Третья…
После семнадцатого выстрела огромная бухта будто ожила, разбуженная перекатывающимися реверберациями, и еще до того, как они замерли, плотное облачко оторвалось от борта «Рэйсонейбла», и секундой позже долетел звук ответного салюта. Девять раз грохнула пушка с борта флагмана ответным салютом, и с девятым молодой гардемарин Уизеролл, старший над сигнальщиками, пропищал:
— Сигнал с флагмана, сэр.
Затем, постаравшись придать голосу мужественной хриплости:
— «Капитану прибыть на борт флагмана».
— Подтвердите, — распорядился Джек. — Спустить гичку. И где мой рулевой? Позовите его.
— Извините, сэр, — ответил Джонсон, покраснев. — Мун пьян.
— И черт с ним. Кромптон, прыгай в гичку. Мистер Хилл, здесь все мои бумаги? Точно все?
Прижимая к груди пачку запечатанных и обернутых парусиной документов, Джек шагнул за борт, спрыгнул в раскачивающуюся на волнах гичку, поймав момент подъема, и скомандовал:
— Отваливай!
Много лет прошло с тех пор, как еще старшим гардемарином Джек был здесь последний раз на «Резолюшн», но как же хорошо он все помнил! Стало больше гражданских строений в поселке у начала бухты, но все остальное оставалось без изменений — ритмичный неумолкающий шум прибоя, горы, шлюпки с кораблей, снующие туда-сюда, госпиталь, казармы, арсенал. Такое ощущение, что вот сейчас он встретит самого себя — долговязого мальчишку, возвращающегося на «Резолюшн» с пойманной под скалами макрелью! Переполненный воспоминаниями, Джек чувствовал радостное возбуждение, и в то же время, в душе его роились смутные предчувствия чего-то неприятного.
— Эй, на шлюпке! Назовите себя! — окликнули в рупор с «Рэйсонейбла».
— «Боадицея», — отозвался рулевой.
— Подгребайте, — уже тише донеслось в ответ.
Гичка мягко стукнулась в высокий борт флагмана, юнга сбросил им алый фалреп, послышалась команда боцмана, и Джек поднялся на палубу. Сняв в знак приветствия свою шляпу с кокардой, он испытал настоящий шок, узнав в высоком, сутулом, седом человеке, отвечающем на его приветствие, самого адмирала Берти, которого он последний раз видел в Порт-Оф-Спэйне гибким, живым, охочим до женщин капитаном «Ринауна». И немедленно какая-то часть его собственного разума отозвалась: «Возможно, ты и сам уже не слишком молод, Джек Обри».
— Ну наконец-то, Обри, — воскликнул адмирал, пожимая капитану руку. — Очень рад вас видеть. Вы ведь знаете капитана Элайота?
— Да, сэр, мы ходили вместе на «Леандре» в девяносто восьмом. Как ваши дела, сэр?
Не успел Элайот ответить на вопрос хоть чем-то, кроме дружеской улыбки, появившейся у него на лице сразу, как только над планширем показалась физиономия Джека, как адмирал взял быка за рога:
— Смею предположить, что эти бумаги для меня? Пойдемте, взглянем на них в каюте.
В адмиральской каюте их встретили великолепие и роскошь: ковры и портрет миссис Берти, симпатичной пухлой дамы.
— Ну, — произнес адмирал, сражаясь с внешней оберткой пакета — вояж у вас вышел довольно утомительный. А как с уловом? Вас ведь, помню, звали «Счастливчик Обри» на Средиземном… Черт бы подрал эти конверты!
— Ни одного паруса на горизонте за весь поход, сэр. Но, нам посчастливилось урвать клочок возле Селваженс — вернули старую «Гиену».
— Вот как? В самом деле? Отлично, я душевно рад.
Бумаги, наконец, появились на свет, и адмирал начал их бегло просматривать. Затем заметил:
— Да. Я так и предполагал. Надо немедленно захватить их к губернатору. Да, у вас ведь политическая шишка на борту? Мистер Фаркъюхар? Его следует тоже позвать. Пошлю за ним свой катер в знак внимания: с этими политиканами надо держать ухо востро! А вам советую послать за теплой одеждой — тут до Кейптауна 20 миль, и придется ехать верхом. Губернатор ничего не имеет против нанковых брюк и теплых курток, уверяю.
Адмирал отдал приказания, и послал за бутылкой вина.
— Настоящий «Диамант» первого года, Обри! — сказал он, вновь усаживаясь. — Слишком, пожалуй, роскошно для молодежи, вроде вас, но вы вернули старую «Гиену» — а я был на ней гардемарином! Да! — его водянистые голубые глаза будто вглядывались в прошлое через сорок пять прошедших лет. — Это было как раз перед изобретением карронад.
Вернувшись к настоящему, он выпил свой бокал, и продолжил:
— Верю, что ваша удача все еще с вами, Обри. Она вам здесь понадобится. Допивайте, и нам еще пилить через эти чертовы горы. Скачка по пыли, пыль всюду, всегда — дождь или солнце. Загони сюда хоть целое племя подметальщиков! Как я надеялся, что нам не придется ехать! Кабы не чертова политика, мне
