фрегат дальше по дуге, пока паруса на бушприте не заполоскали, а квартирмейстер не перехватил у него штурвал. После чего Джек отошел к поручням, переступив через окровавленные останки.
Корма «Ифигении» представляла жалкое зрелище, но руль и бизань уцелели. Она распустила паруса на фок-мачте и теперь спускалась по ветру к «Эстри», вновь перекрыв тому линию огня. Джек рассматривал ее, когда услышал всплеск за спиной — то, что осталось от штурмана, отправилось за борт. «Сброд, а не команда. Неумехи, и точно не рвутся сойтись с «Боадицеей» в ближнем бою», — заключил он. Тем временем его корабль привелся еще круче к ветру, дистанция увеличилась, и в этот момент на «Ифигении» резко переложили руль и она навалилась на «Эстри», пытающегося проскочить в щель между ней и «Эфришен», чтоб достать англичан на предельной дальности.
Джек отвел фрегат еще немного на ветер и положил в дрейф. Ясная погода и прозрачный воздух позволяли отлично видеть французские корабли, людей на их палубах и даже состояние их оснастки. Сидя на лафете кормовой карронады он созерцал эту сцену, ибо наступило время созерцания. Никаких внезапных озарений не снизошло на него, да и толку б в них было немного — «Эстри» был сильным кораблем, при этом практически неповрежденным. Он уже освободился от навалившейся на него «Ифигении» и очистил палубу, море между ним и «Боадицеей» было чистым. Но нападать французский фрегат не спешил. Его полощущийся фор-марсель (несомненно, умышленно заполосканный) сказал Джеку достаточно о командире, а еще куча менее очевидных деталей подтверждала этот вывод: несомненно, хороший моряк, но драться не намерен. Уж точно не больше Гамелена, что уклонялся от боя при куда большем превосходстве в силах. Ни он, ни его люди, ни их коммодор не пойдут на рискованный шаг. Убеждение в этом все крепло, наполняя душу Джека мрачным весельем.
С другой стороны, здравый смысл подсказывал, заставляя сердце успокоиться, что «Эстри» имеет больший вес залпа, его артиллеристы точны, и что, хотя француз не быстрее «Боадицеи», он может идти круче к ветру, да и атака и защита — вещи разные. В ближнем бою «Эстри» может действовать неплохо, и, даже несмотря на то, что его мателот «Ифигения» управляется каким-то полным дураком, атаковать два фрегата при свете дня было бы безрассудством при таком соотношении сил. А ведь надо забрать обратно «Эфришен».
— Эй, на палубе, — заорали с марса, — два паруса справа на ветре, сэр! Я думаю, это «Стонч» и «Оттер». Несколькими минутами позже:
— Да, сэр, «Стонч» и «Оттер».
С таким ветром им требовалось два или три часа, чтоб присоединиться к «Боадицее», что ж, очень хорошо. Он встал, улыбаясь, и глянул на подветренный борт, где первый помощник, плотник и боцман переминались в ожидании с докладами.
— Трое раненых, сэр, — доложил Сеймур. — И, естественно, бедный мистер Бьючен.
Плотник обнаружил лишь три пробоины в корпусе, в трюме было восемь дюймов воды. Феллоуз перечислил пострадавшие снасти и паруса, и закончил:
— Думаю, за час все поправим, сэр.
— Так быстро, как только сможете, мистер Феллоуз, — отозвался Джек. — Мистер Сеймур, команде — завтракать. И распустите подвахтенных пока отдыхать.
Он спустился в кубрик, где обнаружил Стивена, читающего маленькую книжечку, держа ее поближе к фонарю.
— Ты пострадал? — спросил Стивен.
— Нет, совсем нет, благодарю за заботу. Я сошел вниз взглянуть на раненых. Как они?
— Колли, пробитие черепа. Я бы за него не поручился, он сейчас в коме, как видишь. Нужно его оперировать, чем быстрее, тем лучше, но для этого мне нужны мир и спокойствие, и света побольше. Двое с ранениями щепками — ничего страшного. У тебя бриджи все в крови.
— Это штурмана. На меня выплеснулась большая часть содержимого бедняги.
Джек подошел к раненым, спрашивая о самочувствии, говоря, что наверху все в порядке, подходят «Стонч» и «Оттер», и после того, как все силы будут собраны в кулак, французы получат заслуженное за «Эфришен». Вернувшись к Стивену, он сообщил:
— Киллик раскочегарил маленькую спиртовку, и, если у тебя есть желание позавтракать…
Стоя у кормовых окон, пока кофе пинтами вливался в их глотки, Джек объяснял Стивену положение дел, указывая расположение французских судов в настоящий момент, и где они находились в предыдущие этапы сражения.
— Я знаю, ты скорее всего назовешь это нелогичным, — заметил он, крепко ухватившись за деревянную раму, — и, возможно, даже суеверием, но я чувствую, что ход событий изменился. Я не собираюсь искушать судьбу, сохрани Боже, но я уверен, что когда «Стонч» и «Оттер» соединяться с нами, мы вернем «Эфришен». Мы бы могли даже прищучить «Ифигению» — она трусит, и мы здорово ей всыпали — только глянь на суету у ее борта. Да и капитан «Эстри» не больно-то ей доверяет. Но так далеко я не зайду — хватит с нас «Нереиды».
Снова они оказались на палубе, на удивительно приличной палубе, где уже закончили сращивать, вязать и сплеснивать, а швабры ютовых вахтенных домывали последние бледные разводы у штурвала с замененными спицами. В вышине надувался новый фор-марсель. Вдалеке французские шлюпки продолжали вывозить пленных с «Эфришен», на «Ифигении» часто стучали помпы, и, судя по лихорадочной активности аварийных партий на борту и у борта, на некоторое время она была избавлена от использования своих парусов. «Эстри» занял наилучшую позицию, чтоб прикрыть ее и «Эфришен», его капитан, видимо, хоть и не пожирал ядра на завтрак, но готов был держаться за свои призы мертвой хваткой до последней возможности. Но корпуса «Стонча» и «Оттера» уже были видны с палубы, а ветер еще свежел.
Рано раздали холодный обед, порцию грога урезали наполовину, но команда не роптала — неуловимая перемена, произошедшая с коммодором, его довольный вид и уверенность заразили команду сверху донизу. Команда жевала неплохие галеты и скверный сыр, запивая это скорее лимонным соком, чем ромом, и поглядывала на своего капитана и на сбившихся в кучу за подветренным бортом французов. Поглядывали моряки и на приближающиеся с каждой минутой английские суда, переговариваясь при этом приглушенными, но бодрыми голосами, на шканцах и на баке слышались довольные смешки.
Коммодор чертил план атаки куском мела прямо на палубе, командиры шлюпа и брига внимательно их разглядывали. Все три судна должны были спуститься по ветру строем фронта с «Боадицеей» в центре, и попытаться отсечь два французских фрегата, дальше открывалась масса вариантов, в зависимости от ответных движений «Эстри», и Джек разобрал их все досконально.
— Но в любом случае, джентльмены, — закончил он, — если все пойдет не так, вы не сделаете большой ошибки, сблизившись с «Ифигенией» с носа и кормы, и оставив мне «Эстри».
С ветром в три румба с кормы под одними марселями они спускались по ветру, малютка-бриг держался справа по корме, шлюп, как привязанный, шел с левого борта. Джек дал им достаточно времени для обеда и отдыха команды и сейчас был уверен, что корабли полностью готовы к бою и отлично управляются, а их командиры отлично понимают его намерения.
Он предусмотрел множество вариантов развития событий, и сердце пело у него в груди, ибо редко когда он был настолько уверен в себе — но все пошло именно так, как он не ожидал: Они были еще в полутора милях, когда с «Эстри» передали на «Ифигению» буксирный конец и оба фрегата подняли паруса. Бросив «Эфришен», они спешно покидали место боя, ставя все больше и больше парусов и приводясь на восток со всей возможной скоростью. Отличный ходок «Эстри» тащил «Иифгению» круто к ветру, куда круче, чем могла идти даже не отягощеная буксиром «Боадицея».
Немедленно стало ясно, что «Боадицея» сможет в итоге занять положение на ветре и догнать вражеские корабли после долгого преследования по сходящимся курсам, даже несмотря на превосходные обводы «Эстри», но в этом случае ни «Оттер» ни «Стонч» не имели ни малейшего шанса угнаться за ней. А главное, более чем вероятным был бы подход подкреплений Гамелена, приведенных французским бригом, что стало бы фатальным для «Эфришен». Увы, но приходилось проявлять благоразумие, и «Боадицея» легла в дрейф у ободранного мрачного корпуса, неуправляемо раскачивавшегося на волнах. Над его палубой возвышался лишь кормовой флагшток, на котором все еще реял французский флаг.
«Боадицея» подошла ближе, на «Эфришен» выпалили две пушки подветренного борта, и французский флаг пополз вниз под радостные вопли недавних пленников, еще остававшихся на борту.
— Мистер Сеймур, — распорядился Джек, чувствуя спадающее напряжение и разливающуюся в душе
