желает вам доброй ночи и попросила меня проводить вас в спальню.
Дини встала.
– Спасибо, матушка Лоув. – Она обернулась к Киту. – Вы не знакомы с главной придворной дамой королевы?
Тот отрицательно затряс головой. По-видимому, габариты дамы произвели на него должное впечатление.
Матушка Лоув коротко поклонилась и пробормотала:
– Так, герцог, – после чего развернула свои телеса по направлению к выходу.
– Хочешь верь, хочешь нет, но эта дама чрезвычайно застенчива, – прошептала Дини на ухо Киту, когда тот вопросительно поднял брови.
В коридоре послышались голоса людей, которые вели беседу по-немецки. Затем в комнату вошел Энгельберт.
– Сэр, – произнес он, поклонившись Киту, – королева приказала поставить у ваших дверей четырех голландских гвардейцев. Для вашего спокойствия. Кстати, вы не есть желать, чтобы к вам пришел брадобрей? Нет?
Дини очаровательно улыбнулась Энгельберту.
– Благодарю вас, – прошептала она с чувством, дотронувшись до плеча дворецкого. Тот в ответ покраснел.
– Надеюсь, у вас все будет хорошо? – спросила Дини, обращаясь к Киту.
Ей столько хотелось ему сказать, но в присутствии голландцев это было невозможно. Приходилось уходить, оставлять Кита в одиночестве. Кто знает, когда им теперь удастся встретиться наедине? Во всяком случае, не этой ночью. Она поймала взгляд Кита и поняла, что он чувствует то же самое. От волнения у нее перехватило дыхание, и Дини невольно прижала руку к сильно бьющемуся сердцу.
В то же самое мгновение Кит положил ладонь к себе на грудь.
– Мистрис Дини? – Монументальная фигура госпожи Лоув вновь появилась в дверном проеме, и Дини поспешила к своей патронессе, успев, правда, еще раз пожелать спокойной ночи возлюбленному.
– Спокойной ночи, – ответил Кит, и в его голосе отразились бушевавшие в его душе противоречивые чувства.
С таким вот напутствием отправилась Дини в дортуар, где спали или готовились отойти ко сну придворные дамы Анны Клевской.
Что-то его разбудило. Возможно, та последняя кружка горячего вина со специями, которым он запивал пирог с олениной, оказалась лишней. Но вероятнее всего, его разбудила злоба. Нет, он не позволит этим ничтожным людишкам претворить в жизнь вполне достойные их ничтожества планы. Пусть на это не рассчитывают.
Рывком он раздвинул тяжелый полог и понял, до чего холодно в комнате. В камине вместо весело горевших поленьев тлели жалкие головешки. Его ноги – ноги благороднейшего человека! – замерзли, стоило спустить их с постели.
Он подошел к окну. Не то чтобы он ожидал увидеть кого- нибудь в столь поздний час, нет… Луна освещала его комнату и внутренний дворик. Было темно и зябко, ничего интересного. Однако прежде чем он снова направился к кровати, его внимание привлек крохотный мигающий огонек, трепетавший в самом центре зарослей акации, образовывавших живую изгородь. Он продолжил наблюдения и заметил, что огонек свечи трепещет очень близко к земле, как будто человек, который среди ночи полез в кусты, то ли лежал, то ли стоял на четвереньках.
Накинув шлафрок, который висел на спинке стоявшего у окна стула, он решительно направился к двери.
Как нарочно, петли, которые всегда вели себя чрезвычайно пристойно, неожиданно заскрипели, напоминая, что их пора смазать. Паркетные доски самым подлым образом скрипели под ногами, хотя раньше они лишь послушно прогибались при ходьбе.
Наконец он добрался до входа в лабиринт и пошел по траве, опасаясь, что его выдаст хруст гравия.
Когда он подобрался ближе, то услышал голос, доносившийся из зарослей:
– Перестань прятаться, я знаю, что ты здесь.
Его первой мыслью было рвануться напролом, но потом он отказался от этой идеи. Подумать только, мистрис Дини – одна, ночью, в кустах! Нет. Торопиться не следовало. Если заняться наблюдением, то можно узнать куда больше. Мистрис Дини была занята кропотливыми поисками, и он вдруг почувствовал, что заинтригован не меньше вышеупомянутой дамы. Что же она, спрашивается, ищет?
– Есть! – произнесла тем временем мистрис Дини с явным удовлетворением.
Сразу же после этого она задула свечу и поспешила во дворец. Определить, что дама несла с собой, было невозможно.
Очень медленно он вошел в лабиринт и двинулся к тому самому месту, где мистрис Дини вела свои поиски. Ничего… Ему неожиданно представился весь идиотизм затеянной им импровизированной слежки. Было холодно. Он стоял босиком на земле. Каждый шаг по острым камешкам причинял боль, и он к тому же почти ничего не видел в тумане – предвестнике утра.
От души выругавшись, он направился было назад, когда нога наступила на нечто холодное и скользкое. Он нагнулся и поднял то, что принял поначалу за стопку бумаги.
Засунув пакет под мышку, он помчался к себе в спальню, стараясь ступать как можно тише. Тяжело дыша, прикрыл за собой дверь, затеплил свечку от тлеющих головешек в камине и развернул сверток.
Его удивлению не было предела. Чьих рук это дело – человека или дьявола?
Бумажные листы, гладкие и скользкие, как стекло, были скреплены вместе. На каждой странице красовалась картина такой красоты и качества, что невольно хотелось просунуть руку и коснуться изображения.
Снизу шли слова, напечатанные удивительно гладко, мелко и ровно. Такого ему не приходилось видеть, хотя у него имелось около дюжины книг. Склонившись над свечой, он попытался разобрать хоть что-нибудь.
Книга – если это и в самом деле была книга – рассказывала о дворце Хемптон-Корт, короле Генрихе и его женах.
Потом он едва не вскрикнул и прикрыл рот рукой. На одной из страниц красовался его собственный портрет кисти Гольбейна. На этой неделе он начал позировать для картины, и Гольбейн успел завершить набросок только в общих чертах. Но здесь, в этой удивительной книге, портрет казался вполне завершенным и сверкал великолепием красок.
Далее шли портреты придворных дам, под которыми стояли надписи, утверждавшие, что это жены короля Генриха. Но они не были женами короля!
Его руки задрожали. Он увидел собственное имя, а под ним – дату скорой смерти. Неужели кто-то желает ему зла? Призывает на его голову смерть?
Затем он увидел такое, что на сей раз не сдержал сдавленного крика ужаса. На обложке книги – в самом конце – красовался портрет короля. На портрете король выглядел старым и обрюзгшим, а дата, стоявшая внизу, свидетельствовала, что король перейдет в лучший мир в 1547 году.
Да, кто-то и в самом деле занимался колдовством. Этот неизвестный предсказал смерть государя!
Он перевернул книгу и посмотрел на обложку. Там было отпечатано несколько слов, которые ни о чем ему не говорили.
Туристический справочник по дворцу Хемптон-Корт.
Его ладони вспотели. Влажными руками он засунул удивительную книгу под матрас.
Книгу в зарослях живой изгороди оставила мистрис Дини – больше некому. Она виновна не только в колдовстве, но и в измене – в государственной измене.
Он задернул полог и некоторое время лежал без сна, размышляя, как получше использовать попавшие в его руки сведения.
Когда за окном затеплился рассвет, сердцебиение успокоилось, а на губах заиграла улыбка уверенного в себе человека. Он наконец решил, как распорядиться этим упавшим ему на голову подарком судьбы. Очень скоро весь двор – а может быть, и сам король – станет плясать под его дудку.
Очень скоро он сможет закрепить за собой данное ему Богом место под солнцем. И это будет достойное место.
Глава 11
Ничего не выйдет.
Дини убедилась, что незаметно пронести бутылку в спальню Кита не удастся. Она не лезла ни за пояс, ни в прорезь рукава ее платья. Дини попыталась было засунуть ее в свою высокую прическу, скрепленную прутьями, но стоило после этого взглянуть на себя в зеркало, как пришлось отвергнуть эту мысль. В самом деле, придворная дама с пустой бутылкой из-под кока-колы на голове – это уж слишком. Подобное издевательство над образом не пришло бы в голову даже Энди Уорхолу, известному остряку.
Тогда девушка решила нести бутылку открыто. Поначалу придумала наполнить ее элем и так, с открытой бутылкой, двинуться прямо к Киту в надежде, что никто не обратит на это внимания.
Потом забраковала эту идею из-за высохших, почерневших орешков, которые по- прежнему болтались на дне сосуда.
Хотя Дини и была абсолютно уверена, что орешки не имели никакого отношения к переходу во времени, и знала, что в автомобильных очках Кита ничего подобного не было, она поняла, что осторожность не помешает.
Вид из окна подсказал ей, что делать. Яркое солнце причудливо освещало переплетения ветвей в парке, цветы, яркие, словно тропические бабочки, могли дать сто очков форы палитре Гольбейна. И Дини просто-напросто вышла во двор и устремилась в парк, сжимая в кулачке заветную бутылку. Вежливо отвечая на приветствия придворных, она в то же время самым бессовестным образом обрывала с кустов розы. К тому времени, когда прогулка закончилась, у нее в руках оказался огромный букет, полностью закрывший бутылку, в которую она вставляла стебли. Мало у кого хватило бы наблюдательности, чтобы заметить чрезвычайно странную для того времени форму ее сосуда.
…Дини ни словом не обмолвилась Киту, что нашла бутылку. Она хранила секрет целых четыре дня, ожидая, когда раны Кита затянутся. Тот же, наоборот, словно породистый щенок, стремился побыстрее вырваться из тесной комнатушки на свободу. Впрочем, Дини вместе с Энгельбертом, Саффолком и матушкой Лоув удавалось сдерживать его порывы.
На третий день вынужденного пребывания у
