сидела во внутреннем дворике замка прямо под окнами его кабинета. Генрих решил поторопиться и увидеться с девушкой наедине, прежде чем ему помешают вездесущий герцог Норфолк или ближайший приятель громогласный и веселый Саффолк. На этот раз компания королю не требовалась.
Он еще разок посмотрелся в ручное зеркальце. Слуги дружно закивали головами, выражая восхищение внешностью повелителя. Впрочем, Генрих и сам знал, что выглядит неплохо – в последнее время он старался не переедать и пил весьма умеренно. Конечно, он не такой красавец, как герцог Гамильтон, но ведь королевская корона что-нибудь да значит!
На мгновение на лоб Генриха набежала морщинка раздумья: в самом деле, где же Гамильтон? Случаи неожиданного исчезновения придворных бывали, и не раз, но Генрих обычно знал, где их искать. Чаще всего пропавших можно было обнаружить в одной из камер Тауэра. Или на дне Темзы.
Но это был совсем другой случай. Королю нравился Гамильтон, он с удовольствием делил досуг с герцогом. Генрих был бы искренне рад видеть его при дворе в добром здравии.
Размышляя об этом, его величество весьма пристально наблюдал за кузиной Гамильтона. Когда Кит был при дворе, эта дама мало внимания обращала на других мужчин, включая – страшно подумать! – и его собственную особу. Поэтому, уверяя себя, что желает возвращения Гамильтона ко двору, Генрих несколько лицемерил: он был бы не прочь, если бы исчезновение герцога продлилось еще несколько суток. Нет, он не желал зла герцогу, но коли само Провидение устранило соперника с его пути, значит, так тому и быть.
Расправив могучие плечи, Генрих снова оглядел себя в зеркале. Честно говоря, в его полированной поверхности отражалось далеко не то, что король хотел бы видеть. Портные увеличили с помощью накладок спину и плечи камзола, чтобы бедра короля выглядели хоть чуточку стройнее. К тому же у его величества совсем недавно появился второй подбородок, и ему приходилось держать голову несколько набок, чтобы это было не слишком заметно. Генрих решил следовать этой методе, беседуя с мистрис Дини.
Завершив сложный ритуал одевания, Генрих отпустил слуг и снова выглянул в окно. Она по-прежнему сидела во дворике в тени дерева и рисовала. Даже в ужасном платье германского покроя мистрис Дини выглядела чрезвычайно привлекательно. Король поймал себя на мысли, что уже почти забыл о своей нынешней жене. Впрочем, чем меньше он видел Анну, тем меньше она его раздражала.
Генрих быстро двинулся во дворик. Перед самым выходом он замедлил шаги и внимательно оглядел свой шитый золотом колет. В самом деле, нельзя же ухаживать за дамой, если у тебя на груди, например, жирное пятно.
Дини смахнула травинку с подола своего красного платья, ожидая, когда появится король. Она была уверена, что через несколько минут Генрих выйдет из-под низкой дверной арки. Ей хотелось хотя бы несколько минут побеседовать с ним наедине, без Норфолка и даже дружелюбно настроенного к ней Саффолка. Кто знает, вдруг удастся разрешить все загадки двумя-тремя удачно поставленными вопросами?
Ясно, что ей нужно добиться освобождения Кита, примирить маленькую Елизавету с отцом и упросить Генриха быть помягче с Анной Клевской.
К сожалению, она не знала, как себя вести. Все зависело от настроения короля, которое нужно было правильно угадать. Поэтому заранее готовить речь было бесполезно. Дини снова и снова перебирала рисунки, которые держала в руках. Вот пейзаж с деревцами, а вот кролик с влажным носом. Впрочем, прежде всего она думала о Ките.
Неужели прошло целых три дня с того момента, как он исчез? А ведь она помнила каждую мелочь, каждую деталь – помнила, к примеру, как тяжело, но ласково легла его рука на ее плечи, помнила, с каким отрешенным выражением он смотрел в ночное небо.
Узнав, что Кита упрятали в Тауэр, она чуть с ума не сошла от ярости. Не на него – на себя, за то, что так глупо распорядилась последней ночью, когда они были вдвоем. В сущности, они так мало успели сказать друг другу! Ведь они даже почти не смотрели друг на друга – или стояли бок о бок, или сидели на лужайке, держась за руки.
Только теперь она понимала, насколько чудесно все это было… В сущности, им даже не нужно было слов, чтобы выразить переполнявшие их чувства. Разговор в ту ночь казался лишним. Наверное, он и был лишним, потому что мог разрушить возникшую гармонию…
С Китом все нормально, она уверена. Случись что-нибудь, она бы тут же почувствовала.
– Мистрис Дини! – прокричал король, махнув в воздухе большой рукой, словно без этого его можно было не заметить. Нет, появление его величества пропустить было просто немыслимо. Уж слишком сверкали бриллиантовые подвески на его шляпе и солнцем горело на груди золотое шитье.
Девушка улыбнулась, вскочила на ноги и тоже помахала ему рукой, прежде чем склониться в изысканном поклоне. Король, переваливаясь с ноги на ногу, неумолимо приближался. Только заметив, с каким трудом двигался Генрих, она вспомнила, что ни стула, ни скамейки поблизости нет. Сама-то она отлично устроилась на траве. Они частенько сиживали так с Китом, который мог подняться одним упругим движением да заодно помочь и ей.
– Ваше величество, – обратилась она к королю, – быть может, нам следует войти внутрь или попросить кого-нибудь, чтобы принесли стул?
Король обрадовался, словно пятилетний мальчик, получивший конфету. Он несколько опасался, что Дини будет искать предлог, чтобы поскорее уйти. Но когда девушка упомянула о стуле, Генрих понял что она останется. Величественным жестом он указал на траву:
– Видите ли, мистрис Дини, если вам удобно сидеть на лужайке, то незазорно и мне. – Он взял ее за руку, и Дини поняла, что король предлагает ей присесть.
Лишь только она опустилась на траву, рядом с ней видимым усилием расположился Генрих. Было ясно, что это дорого стоило венценосцу: у него даже губы побелели от боли. Но он на удивление быстро освоился со своим новым положением и даже вытянул в сторону больную ногу, поскольку согнуть ее не было никакой возможности.
– Прошу извинить меня, ваше величество, – с сочувствием произнесла Дини, – мне следовало-таки послать за креслом для вас.
– Глупости, – заявил король. Пышное перо шляпы задорно свисало над его левым глазом. – С тех пор как я в последний раз сидел на траве, прошло много лет. А вот когда я был мальчиком, я часто сиживал на лужайке и смотрел в небо.
Король находился в исключительно доброжелательном расположении духа. Они оба это понимали, равно как и то, что хорошее настроение его величества не имело ничего общего с сидением на травке.
– Вы изволили хорошо почивать, ваше величество? Король буквально расплылся от удовольствия, его глазки почти скрылись за тяжелыми веками.
– Как же, как же, мистрис, мы почивали вполне прилично, вполне.
Судя по всему, разговор стал принимать опасный для Дини оборот. Было просто необходимо сменить тему, поговорить о чем-нибудь нейтральном.
– Скажите, ваше величество, у вас когда-нибудь была собака?
Победительная улыбка, сиявшая на лице короля, померкла.
– Собака? Хм? Пожалуй, что так. Когда я был мальчиком, у меня имелась парочка гончих. – Тут король снова улыбнулся, на сей раз воспоминаниям о своих детских шалостях. – Одну собаку я очень любил. Ее звали Ланселот, и она отличалась силой и храбростью. Вот почему у меня во дворце всегда много собак. Чуть ли не ежегодно я издаю указ, запрещающий содержание крупных пород в окрестностях дворца – за исключением, разумеется, левреток и болонок, которых так любят дамы. Но стоит мне снова увидеть щеночка борзой или гончей, как я тут же забываю о собственных указах.
«Что ж, Дини Бейли, – подумала девушка, – время пришло».
– Какое, должно быть, чудесное детство у вас было, государь, – начала Дини.
– Да, что было, то было. Правда, мой отец слыл человеком суровым, зато мать была добрейшим существом.
– Согласитесь, ваше величество, что для ребенка важно чувствовать заботу родителей – или родителя.
Король промолчал, но на его лице явно читался вопрос.
– Могли бы вы рассказать мне о своих детях? – Голос Дини затрепетал, но отступать было поздно. – Ведь у вас трое, ваше величество?
– У меня есть сын, Эдуард. – Король старался говорить бесстрастно, но глаза выдавали возникшее вдруг волнение. По этой причине он взвешивал каждое слово. – Эдуард – прекрасный мальчик, возможно, несколько хрупкий, поэтому-то я и держу его вдали от дворца.
– У Эдуарда есть сестры…
– Мария – моя старшая, – коротко произнес он. – Теперь она уже совсем большая, но внешностью и характером, к моему большому сожалению, пошла в мать.
– А где она теперь?
– Везде и нигде, – загадочно сообщил король и перевел разговор на другую тему. – Тут у вас рисунки, мистрис Дини, вы позволите мне взглянуть?
– Я познакомилась с вашей дочерью Елизаветой, ваше величество. Она чудесный ребенок – умный, любознательный и…
Король медленно поднял на нее глаза, и слова застряли у Дини в горле. Никогда ей еще не приходилось видеть такой клокочущей ярости. Она поторопилась.
Король между тем начал было подниматься, но Дини просительно коснулась рукой его вышитого рукава.
– Умоляю, останьтесь, ваше величество, – пролепетала девушка. – Простите меня, я слишком разболталась.
Генрих помедлил, словно раздумывая, как поступить. Может быть, ему было просто трудно вставать, а может, не хотелось портить свое настроение – кто знает? По крайней мере он снова опустился на траву, но в молчании.
Верхняя губка Дини покрылась испариной, хотя во дворике было довольно прохладно.
