Но Бэйба, знаменитая своей проницательностью, уже кое-что сообразила и пропела:
– Откуда эта шуба у тебя? – на мотив «Откуда эта шляпка у тебя?».
– Отец денег прислал, – соврала я.
– А то я не знаю, что твой старичок нынче на мели! – на ней не было бюстгальтера, и соски просвечивались через материю.
– Так что же все-таки у нас к чаю? – настаивала я.
– Пудинг с вареньем, – ядовито произнесла Бэйба, но тут трель дверного звонка заглушила ее голос. Я помчалась наверх: надо было хотя бы припудриться.
Дверь ему открыла Бэйба.
Я надела бледно-голубое платье, такой цвет мне более всего шел. На нем был кружевной узорный рисунок, словно бы материал посыпали снежинками, а вырез был очень глубоким. Это было легкое платье, никак не по сезону, но мне так хотелось нравиться ему!
Я некоторое время постояла под дверью столовой, растирая свои руки, чтобы удалить с них гусиную кожу и послушать, о чем они с ним говорят. До меня доносились звуки его низкого голоса, и я слышала, что Бэйба уже называет его по имени. Я открыла дверь и очень неловко вошла.
– Здравствуйте, – сказал он, поднимаясь, чтобы пожать мне руку. Бэйба сидела рядом с ним, положив свой оголенный локоть на изогнутую спинку его стула. Он в этой маленькой комнате с низким потолком выглядел еще более высоким и даже словно бы неуместным. Мне стало не по себе. Все вокруг стало выглядеть еще более жалким. Эти посеревшие от дыма шторы и по-идиотски улыбающиеся китайские собачки на буфете.
– Легко нас нашли? – спросила я его, чтобы хоть что-нибудь сказать. Я тщетно старалась избавиться от своей дурацкой скованности. Я всегда чувствую себя более неловко, когда приходится принимать гостей у себя. Еще на улице я с ним могла говорить, а вот дома, где я стыдилась всего на свете, это было мне просто не по силам.
Джоанна внесла на подносе завернутый в муслин пудинг.
– О, майн Гот, он такой горячий, – проговорила она, ставя поднос на вырезанную Густавом из линолеума подставку. Она развернула влажную салфетку.
– Горячее, – шепнула Бэйба Юджину и подмигнула. Пудинг был таким белым и сальным, что почему-то показался мне похожим на труп.
– Мой домашний, – с гордостью сказала Джоанна, разрезая свой шедевр кулинарного искусства на кусочки. Часть варенья вылилась при этом на поднос. Но она ложечкой разложила его к каждой порции.
– Для моего дорогого нового гостя, – сказала она, протягивая первую тарелку Юджину, который сразу же вежливо отказался от угощения, сославшись на то, что не может есть мучного.
– Это не есть мучное, что есть мучное? – закудахтала Джоанна. – Это есть настоящий австрийский рецепт.
– Косточки в малиновом варенье застревают у меня в зубах, – улыбнулся он, стараясь перевести все в шутку.
– Выньте ваши зубы, – предложила Джоанна.
– Да это мои собственные зубы, – рассмеялся Юджин, – а нельзя ли мне просто выпить чашечку горячего чая?
– Вы не есть мой еда, да? – спросила она в ужасе и растерянно посмотрела на гостя.
– Все дело в моем желудке, – объяснил он, – у меня язва, вот здесь, – он положил свои руки на черный пуловер и потрепал себя по животу. Чуть раньше он с разрешения Джоанны снял пиджак. Этот черный пуловер очень шел ему, делая еще более утонченным и одухотворенным.
– Вы страдаете запорами? – всплеснула руками Джоанна. – У меня есть там наверху один вещь, я привозить из моей родина, как это у вас будет? Это есть… клизма!
– Боже правый, – вздохнула Бэйба, – пусть хоть чаю сначала попьет.
– У меня всего лишь боли, – успокоил Юджин хозяйку, – результат нервотрепок…
– Нервотрепки у богатого человека? – вылупилась на него Джоанна. – Как нервотрепки могут быть у богач?
– Мирового масштаба, – ответил он.
– Мировой масштаб, – воскликнула она. – Вы есть немножечко псих.
Вдруг испугавшись, что хватила через край, Джоанна неожиданно подошла к нему и, потрепав рукой по маленькой залысинке, так, точно знала его всю жизнь, почти нежно произнесла:
– Бедняжка, как ужасно, что у вас больной живот.
Не прошло и минуты, как стол был уставлен маринованными огурчиками, салями, маслинами, копченой ветчиной и блюдом отличной домашней лапши.
– У-ти-пусси, – мяукнула Бэйба, зажимая между пальцев маслинку и нежно целуя ее.
– Это очень напрасно, – покачала головой Джоанна, отбирая у нее маслину, – это специально для мистера Юджина.
– Правильно, Джоанна, мы, иностранцы, должны иметь чувство локтя, – похвалил он, но как только она ушла готовить чай, сделал нам обеим по бутерброду с ветчиной.
– Глядя на это, сразу веришь, что вы, девочки, привыкли здесь к изысканной кухне, – он качнул головой