Одним прекрасным утром явилась Бэйба. (Она обычно являлась по воскресеньям). Я как раз собирала нарциссы вдоль дороги, а Юджин ушел в горы. Цветов было полным-полно, и я набрала целую охапку. Корешки их были влажными, и несильный, немного неприятный запах, столь свойственный желто-голубым нарциссам, распространялся от них. Я услышала шум двигателя и, посмотрев сквозь деревья, увидела, что это какая-то чужая машина, и хотела было спрятаться в доме. Я думала, что опять приехал отец, но, к счастью, это оказалась Бэйба.
– Бэйба, Бэйба, – окликнула я ее.
На ней были белый плащ и красный берет.
– Просто прекрасно, – прошептала я, целуя ее, хотя я была немного огорчена, что она снова застала меня ненакрашенной.
Глаза у нее были широко распахнуты, и в них читалось нетерпение, как бывало всегда, когда ей не терпелось что-то рассказать. В прихожей заблеяли оба ягненка-приемыша, притворяясь, что боятся ее.
– Бе-е-е, бе-е-е-е, – передразнила она ягнят, – тут настоящий зверинец, черт бы меня взял! – потом она прошептала. – Есть разговор, где твой Чехов?
– Нет его сейчас, – сказала я, когда мы вошли в кабинет и закрыли за собой дверь, потому что у Анны была привычка вмешиваться во все разговоры с гостями. Я налила портвейна в высокие стаканы, они были пыльными, но мне не хотелось идти и промывать их, я видела, что Бэйба очень волнуется и ей надо выпить.
– Тебе не холодно? – спросила я ее. Угли еще не остыли, и даже стены были на ощупь теплыми.
– Смотри не упади, – сказала она, чокаясь со мной, – новости у меня препротивные.
Сердце мое содрогнулось от страха, потому что я ожидала какой-нибудь новой каверзы со стороны отца.
– Я в дерьме, – сказала она коротко.
– В каком смысле? – спросила я безнадежно.
– Все в том же, Боже мой, неужели не понятно?
– О. нет, – выдохнула я, отодвигаясь от нее, словно она сказала мне что-то обидное, – как это случилось?
– Да слушай же ты сюда, – крикнула она, – какого черта ты меня все время перебиваешь?
– Но как такое могло случиться? – пробормотала я в панике. – Ты даже не живешь ни с кем.
– Случиться? Да на свете нет ничего проще, я хочу сказать, что куда труднее иметь два пальто или получить приглашение на вечеринку.
– О Бэйба, – сказала я, беря ее за руку.
– Дай подымить, – сказала она неожиданно резко. Она терпеть не могла, когда ее жалеют и особенно когда так вот хватают за руку.
Пока я рылась в столе Юджина, она успела еще дважды налить себе.
– Может, не стоит? – попросила я ее. – Заметит.
– Чего? Да ты что, монашка что ли? – ответила она и, прикурив, сунула сигарету горящим концом себе в рот. Потом мы сели и стали решать, что же делать дальше.
– От кого ты залетела? – спросила я, но не получила ответа. Она только сказала, что этот человек женат и боится огласки. Я была почти уверена, что речь шла о Тоде Миде. Она сказала, что тот мужчина ни о чем кроме этого и не волнуется, он, по сути, послал ее подальше, сказав «Увидимся!», когда провожал ее на автобус.
– Я могу отправиться в Англию или сюда, – сказала она. Ее «сюда» сделало меня на минуту безгласной. Мне представилось, что она лежит с нами в одной постели и приказывает мне идти готовить завтрак. Кроме того, я не хотела никаких детей, я их просто терпеть не могу.
– Что-то можно сделать? – спросила я.
– Что тут сделаешь, я уже сделала все, что только смогла придумать. Все просто кошмарно!
Я тоже не знала, что делать, и просто сидела, утешая ее и ожидая прихода Юджина.
– Кошмар, – повторяла Бэйба, – просто полный кошмар, один урод накачал меня джином в подвальчике на Бэггот-стрит. – «Бэйба, ты настоящая принцесса», – говорил он, стоя там в своей шнурованной суперменской жилетке, и мне было просто как-то неловко сказать ему, чтобы он отпустил меня домой поспать. Вот и оказалась я, – прошептала она, – в полном дерьме.
Я посоветовала ей отправиться в Англию. У нее была страховка на совершеннолетие, надо было просто добиться от ее родителей, чтобы они отдали эти деньги Бэйбе.
Но Юджин, выслушав ее, сказал, что она может жить у нас столько, сколько надо, если ничего сверхъестественного не случится.
– Разведем здесь самый настоящий гаремчик, – сказал он, подбадривая мою подругу. Я едва сдерживала негодование.
Мне совсем не было жалко ее, сидящую здесь в своем кимоно со стройными смуглыми ногами.
– Ты все еще бреешься? – спросила она меня.
– Я никогда не брилась, как ты смеешь?
– Кому ты вешаешь лапшу на уши? – спросила она, уставясь на мой подбородок.
Однажды получилось так, что под рукой не оказалось щипчиков, и она вырвала два длинных волоска из моего подбородка своими остренькими зубками.
