– Ты его любишь?
– Я смогу ответить тебе, когда проживу в браке с ним лет десять.
– Молли! Как ты можешь быть такой рассудительной? Молли вполне могла научить меня жить. Мне стало стыдно самой себя, когда я услышала, как она рассуждает. Её жизнь была очень трудной, но она никогда не жалела самоё себя, как это частенько случалось со мной.
– Мне приходилось быть такой. Моя мама умерла, когда мне было девять лет, и я должна была поднимать двух моих младших.
– Она погибла? – спросила я. Мне приходилось мельком слышать ужасную историю о её сгоревшей матери.
– Да. Сгорела заживо, – ответила она.
– Как? – спросила я, хотя, конечно, не должна была это делать.
– Наступал вечер, картошка ещё не сварилась, а мужчины должны были вот-вот прийти домой с поля. Мы услышали, как по переулку уже скрипит телега, возвращающаяся с поля. «О, Боже, – сказала она, – надо раскочегарить огонь», – и плеснула керосина в печку, а оттуда вырвалось пламя прямо ей в лицо и охватило всю её. Я попыталась залить пламя молоком из кастрюли, но это не помогло. – Молли рассказала мне всё это без единой слезинки, и я позавидовала её самообладанию.
– Давай приготовим чай, – сказала она, поднимаясь с пола.
– Если я выпью сегодня хотя бы ещё чашку, он польётся у меня из ушей, – ответила я, но мы всё-таки пошли вниз на кухню и вскипятили чайник, а вскоре появилась и Марта. Позднее, когда пришёл домой мистер Бреннан, Марта поднялась с ним наверх, чтобы помочь ему вымыть голову. Из ванной доносились их голоса и смех, и когда я проходила мимо, то увидела, что она вытирает полотенцем его короткие тёмные волосы. Он сидел на краю ванны, обнимая её за талию и уперевшись головой ей в живот. Я порадовалась, что у них хорошие отношения.
«Может быть, они ещё будут счастливы», – подумала я, искренне надеясь на это. Хотя, сказать по правде, мне было несколько стыдно видеть, как обнимают друг друга муж и жена. Наверное, потому, что отец никогда не обнимал мать.
Когда я вошла в комнату, у меня вырвался крик. Бэйба распростёрлась на кровати, всё её лицо было покрыто какой-то белой массой.
– О, Боже! – воскликнула я, и Молли прибежала взглянуть, что случилось.
– Я всегда говорила, что ты просто зануда, – произнесла Бэйба. – Я всего лишь делаю маску для лица по французскому рецепту, готовясь к жизни в Дублине. Ты что, никогда не слышала про такие вещи? – спросила она меня. Её голос звучал неестественно, белая масса не позволяла ей говорить нормально.
– Нет, – угрюмо ответила я, ненавидя себя, свою простоту и непосредственность.
– Ну вот я и говорю, что ты зануда, – заключила она, садясь на постели и протягивая руку к туалетному столику за губкой и тазиком с водой.
– Твои родители снова в хороших отношениях, – прошептала я ей.
– Ага. А потом она узнает, что за время этих хороших отношений заполучила ребёнка.
– Ты что, против?
– Да ну его к чёрту. Разумеется, я против. Я стала бы посмешищем для всей округи. И что сказал бы Норман Спалдинг?
Норман Спалдинг был сыном управляющего банком, и Бэйба крутила ему голову. Лишь чтобы было чем заняться до нашего отъезда в Дублин. Она сказала мне, что местные парни ничего из себя не представляют. Несколько раз во время каникул я тоже встречалась кое с кем из них, но мне всегда было скучно во время этих свиданий, а когда они брали меня под руку, я чувствовала отвращение. Мне всегда хотелось как можно скорее оказаться в компании мистера Джентльмена, он нравился мне куда больше всех этих юнцов.
Всю последнюю неделю мы собирались в Дублин.
Накануне отъезда я пошла в деревню, чтобы попрощаться с соседями и купить пакет меток для белья.
На рынке была распродажа свиней. У входов в магазины стояли телеги и сани для торфа, в них копошились и визжали розовые поросята. Свиньи побольше высовывали пятачки сквозь прутья телег, пытаясь выбраться из них.
Снова стоял ветреный день, ветер гнал вдоль улиц солому и обрывки бумаги. Этот же ветер приносил и столь знакомый мне запах, обычный для каждой деревенской ярмарки. Приятный запах свежего навоза, тёплый аромат животных, старой одежды и табачного дыма.
Ветер проникал внутрь плотных крестьянских курток, трепал их полы так, что их хозяева напоминали моряков в шторм; они яростно спорили, обсуждая цены, плевали себе на руки и спорили снова.
Двое мужчин вышли из лавки Джека Холланда. Из приоткрытой на секунду двери вслед за ними вырвались обрывки разговоров и табачный дым, несколько толпившихся неподалёку приезжих услышали этот шум и учуяли запах портера и поспешно двинулись к Джеку. Детвора с гор стояла около своих повозок, подкармливая осликов и поджидая своих отцов. Чересчур большие одёжки, явно перешедшие к ним от старших братьев, делали их смешными. Их большие глаза замечали всё, пристальными взглядами они провожали женщин, выходивших из дома, чтобы набрать ведро воды из зелёной уличной колонки. Ребятня с гор с удивлением смотрела на неприбранных деревенских женщин, а те, в свою очередь, поглядывали на них с некоторым презрением, которое деревенские жители традиционно питали к голытьбе с гор.
Томми Туохи взвешивал поросят на больших весах рядом со своим магазинчиком па базаре, поросята визжали и норовили выскользнуть у него из рук. Темнело, ветер гнал по небу чёрные тучи. Всё говорила за то, что пойдёт дождь.
Я купила меток для белья и попрощалась с Джеком. Его лавка была полна, и у него совершенно не было времени, чтобы отзывать меня в сторонку и шептать на ухо всякие страстные вещи. Мне повезло.
