– Я всего лишь проходил мимо, – сказал он. – Просто хотел увидеться с мистером Коллопи.
Но все же он вошел. Я был рад, что военные действия на время утихли. Мистер Коллопи протянул вошедшему руку, не вставая с кресла.
– Берите стул, Рафферти, берите стул. Нынче слегка суматошный вечер.
– Совершенно верно, мистер Коллопи. Очень суматошный.
– Не хотите ли выпить со мной?
– Нет, мистер Коллопи... Только по выходным, вы же знаете. Таково мое правило, железное правило. Я обещал это своей жене.
– Хорошо. Держите слово. Наше старое слово должно быть твердым. То есть, я хотел сказать, наше собственное слово. Я же вручаю себя Господу, поскольку не слишком хорошо себя чувствую. Вернее, совсем плохо.
Он поднялся, чтобы подойти к кувшину.
– Вы, конечно, знаете, за чем я зашел?
– Разумеется. И я сделал это. Оно здесь.
Поставив стакан рядом с глиняным кувшином, мистер Коллопи вытащил из-за пресса длинный пакет, завернутый в оберточную бумагу, и бережно положил его на стол. Затем налил себе выпить и сел.
– Название этого предмета, Рафферти, стоит того, чтобы его запомнили.
К моему удивлению, он повернулся ко мне.
– Эй ты, – сказал он, – как по-гречески будет вода?
– Hydor, – ответиля. – High door[43].
– А измерение чего-нибудь. Как греки это называли?
– Metron. Met her on[44]. Измерение.
– Разве я вам этого не говорил, Рафферти? Предмет, лежащий на столе, – медицинский гидрометр. Как мы и договаривались, вы отнесете его миссис Флаэрти. Скажите ей, чтобы была аккуратна, снимала показания днем и ночью в течение двух недель, начиная с полудня следующей субботы. И чтобы сохраняла записи самым тщательным образом.
– О, я понимаю, как это важно, мистер Коллопи. И я передам это миссис Флаэрти.
– В наше новое время вы ни черта не стоите, если не умеете собирать статистические сведения. Столбцы чисел, один за другим. Чтение и вычисление процентов. Допустим, они созовут для разбирательства этого дела Королевскую Комиссию. Как мы будем выглядеть, если не сможем представить заверенную статистику? Как мы будем выглядеть, давая показания?
– Не очень убедительными, это несомненно, – сказал Рафферти.
– Но мы покажем себя во всей красе, прежде чем мир и люди спросят друг друга, кто позволил нам это. Разве не так?
– Совершенно верно, так.
– А когда миссис Флаэрти снимет и сообщит нам показания прибора, мы передадим его на следующие недели миссис Клохесси.
– Отличная идея, мистер Коллопи.
– И я предвижу одну вещь. Когда мы получим все показания и сравним их, черт побери, вы найдете в них очень мало отличий, только небольшие вариации. Возможно, мы установим новый великий научный закон. Кто знает?
– Вы так думаете, мистер Коллопи?
– Да, именно таким образом в прошлом изменялась история мира. Терпеливые люди, наблюдающие какое-то определенное явление, решают какую-то нетривиальную проблему. И что, скажите на милость, случается дальше? По чистой случайности они решают совершенно другую проблему. И меня не волнует, сколько проблем уже решено с помощью медицинского гидрометра, мы озабочены всего лишь тем, как правильно его применить.
– Послушайте-послушайте, мистер Коллопи. Я должен прямиком бежать к миссис Флаэрти.
– Да пребудет с вами Господь, Рафферти. Увидимся на очередном собрании в пятницу вечером.
– Отлично. Доброй ночи.
И он ушел, а я сразу же последовал за ним. Поскольку меня ждало свидание с друзьями. И с Пенелопой.
12
Казалось, в нашей маленькой кухне все осталось по-прежнему, но в ней больше не появлялся мой брат, и вместе с его уходом прекратились маленькие скандальчики между ним и мистером Коллопи. Простите, но я не могу привести здесь подлинную запись слов и действий, сопровождавших его отъезд. В разговоре с Анни он особо подчеркнул, как важно, чтобы она разбудила его пораньше – тогда он будет уверен, что успеет на мерный почтовый катер из Кингстона в Холихед. Анни сделала как ее просили, но не обнаружила ни брата в постели, ни его вещей в комнате. Он незаметно ускользнул где-то в середине ночи, может быть для того, чтобы досмотреть свой последний ирландский сон в чей-нибудь чужой постели, а может быть, для того, чтобы отметить отъезд прощальной пирушкой с ближайшими друзьями. Я почувствовал себя оскорбленным тем, что он включил и меня в список лиц, подвергнутых бойкоту, поскольку считал себя кем-то вроде его сотоварища-конспиратора. Не говоря уже о том, что, в конце концов, был его братом. Что касается мистера Коллопи, таинственное исчезновение брата привело его в ярость. Я так никогда и не узнал, почему именно. Но предполагаю, что тот планировал величественную церемонию прощания, с молитвой о даровании
