выглядел красиво и романтично. Осталось только усесться за него и приступить к трапезе. Что они и сделали, но только не сразу, а попозже, ближе к ночи, когда и принято цивилизованными людьми наслаждаться экзотическими яствами. Тем временем гость помог хозяйке разобрать и уложить в коробки набивные игрушки — медведей, обезьян, уток, щенят, лисят, тигров и даже медведя-коалу, подаренного ей австралийским другом отца. Игрушек самых разных форм и размеров было столько, что их хватило бы на три или четыре сиротских приюта. Упаковав зверюшек, они выпили, а затем заклеили коробки липкой лентой и сделали на каждой краткую опись содержимого.
— Когда вы возвращаетесь на остров? — спросила Линда, заворачивая маленького шимпанзе в мягкую розовую бумагу.
— В понедельник. Мне пора садиться за работу, я и так вышел из графика. А когда вернетесь вы?
— Если ничего не нарушит моих планов, то в следующую субботу. — Ее тоже ждали на острове заботы. Надо было строить оранжереи и приступать к выращиванию трав. При мысли об этом она улыбнулась. Отныне ее жизнь будет наполнена добрыми делами и чистотой, украшена зелеными растениями, а воздух пропитан ароматами тимьяна, базилика и мелиссы. — Жду не дождусь, когда снова попаду на остров, — сказала она. — Вы только представьте себе: я стану полезным членом общества, буду сама зарабатывать себе на жизнь!
Джеймс улыбнулся и спросил:
— Вам действительно так хочется самой зарабатывать на жизнь?
— Да, действительно.
А еще больше Линду радовала мысль о том, что ее затея поможет обеспечить людей работой. Конечно, их будут не сотни и не тысячи, но все-таки на какое-то число армия безработных благодаря ей уменьшится. Линда наслаждалась красотой и безмятежным покоем островка, и ей было вдвойне приятно думать, что она сможет дать ему что-то взамен.
— За ваши успехи на трудовом поприще, — с этими словами Джеймс поднял бокал.
С того момента, когда он пришел, в комнате возникла какая-то напряженность; трепет ожидания пронизывал Линду. Разумеется, в этом не было ничего странного, ибо она знала, что неизбежно должно произойти между ними.
Они поужинали. Линда занервничала еще больше. Ее никогда еще никто не соблазнял. А теперь соблазняли. И она не собиралась препятствовать этому. Женщина почувствовала, что пьянеет, у нее закружилась голова.
— Спасибо за прекрасный ужин. — Линда обвела рукой стол, деликатесы, свечи. — Вы в душе случайно не романтик?
— Романтик? В душе? — Он скривил рот. — Я бы назвал это по-другому. Просто у меня бывают моменты сильного романтического вдохновения. — Мужчина встал, взял ее за руку и властно потянул к себе. Прямо из кресла она попала в его объятия. — И вот такое сильное вдохновение вызываете у меня вы, Линда.
Он дерзко, чувственно поцеловал ее в губы, потом кончиком языка нежно коснулся уголков ее рта. Нет, она не могла сопротивляться этому мужчине. Наоборот, ей хотелось еще ближе прижаться к нему, подчиниться его силе, хотелось растаять в объятиях Джеймса, всегда ощущать его рядом, обнимать и никогда не отпускать от себя. Поцеловав Линду, он слегка дотронулся губами до ее щеки у самого уха и тихо прошептал:
— Ты не представляешь, как я хочу тебя!
— Представляю. — Она тоже перешла на шепот. И почувствовала, что начала дрожать.
— А ты? — Кончик его языка ласкал мочку ее уха. — Ты хочешь меня?
— Да, — прошептали ее губы. — Ты же знаешь, что хочу.
Она хотела Джеймса больше всего на свете. Но ведь удовлетворение любовного желания сделает ее уязвимой. Ведь прежде чем лечь с ним в постель, она должна будет обнажить перед ним не только свое тело, но и душу. Ей никогда не удастся внушить себе, что акт любви — это лишь игра, которая заканчивается вместе с завершением физического контакта между партнерами.
Нет, отныне она не пойдет на сделку со своим характером, своей личностью. А ведь какие сокровища своей души она держала раньше под семью замками? Любовь, веру, верность? Но теперь с нее хватит! Долой замки! Теперь Линда не мыслила жизни без любви, веры и верности, которые она могла бы снова подарить, но уже другому мужчине.
Джеймс продолжал целовать ее, меж тем как его теплые, сильные руки проскользнули под свитер. Могла ли она верить ему? Что, если это опять ошибка? Что, если и этот человек окажется таким же шарлатаном и обманщиком, каким был Филипп? Ее тело напряглось.
— Я не предам тебя. — Его голос был нежным и чуточку сиплым. И чутье ее женского сердца подсказало, что мужчина говорил правду.
— Я действительно вызываю у тебя сильное вдохновение? — прошептала Линда.
— Да. — Его губы слегка коснулись ее щеки, и женщина поняла, что он улыбается.
— Тогда докажи мне это, — услышал Джеймс.
8
Джеймс начал раздевать ее. Он делал это без спешки, поглаживая, лаская ладонями тело женщины, которое обнажалось все больше и больше, по мере того как предметы ее туалета один за другим падали в кресло. Вслед за одеждой Линды в кресло полетела его собственная, и вскоре перед ними возникла целая горка живописно перемешавшихся одеяний. Мужчина и женщина, теперь совершенно голые, стояли рядом друг с другом, причем Линду слегка трясло. Но не от холода, а от захватывающей, диковинной необычности момента.
В тот вечер, когда Джеймс впервые увидел Линду обнаженной, он назвал ее красивой. Сейчас и она видела его нагим, и конечно же он тоже был красив. В мерцающем лунном свете, косо падавшем из окна, его сильное, мускулистое тело походило на греческую статую, и женщина не могла оторвать глаз от безукоризненных, четко очерченных линий живого шедевра. Джеймс обнял ее и властно притянул к себе. Их губы слились в поцелуе, и от его тела пахнуло жаром, как только она прильнула к нему. Ах, как прекрасен этот изначальный миг сближения! Вдруг Линда почувствовала слабость в коленях, голова ее закружилась, ноги стали подкашиваться. Тогда он уложил ее на кровать и, устроившись рядом, заглянул в глаза.
— Я хочу видеть твое лицо и прикасаться к тебе, — сказал Джеймс и, взяв ее руку, поцеловал каждый пальчик, а затем тыльную сторону запястья. Он начал медленно, томительно поглаживать кожу женщины, его ладонь с легкостью птичьего перышка скользила по ее щекам, шее, груди, животу.
Терпение Линды иссякало, ей становилось все труднее сдерживать себя. Тело ее затрепетало, изогнулось дугой, словно по нему покатились незримые упругие волны. Ей тоже захотелось прикоснуться к Джеймсу, почувствовать под рукой дрожь его тела, уловить кончиком языка вкус его кожи.
— Я тоже хочу притронуться к тебе, — прошептала она и повернулась к нему лицом. Указательным пальцем Линда провела по его резко очерченным губам, приложила ладонь к загорелой груди, покрытой короткими завитушками волос, а когда стала жадно, сладострастно целовать его, почувствовала, как легкая дрожь пробежала по телу мужчины.
Плотно прижавшись друг к другу, они не переставали лихорадочно целоваться, а их руки безостановочно гладить, изучать, ласкать все новые и новые участки распалявшейся человеческой плоти. О, какое это удивительное чувство, какое блаженство, когда тебя трогает мужчина! В объятиях Джеймса Линда просто ожила, она вся светилась и горела, каждая ее клеточка набухла и трепетала, как почка на весеннем ветру, перед тем как раскрыться. Тело молодой женщины стало плавно раскачиваться, ритмично изгибаться в такт вековой, первобытной музыки, которая зазвучала в неведомых глубинах ее существа и которая казалась ей чудом.
А в следующий миг его губы уже скользили по ее груди. Горячий язык Джеймса изощренно ласкал соски, пробуждая в возлюбленной все новые и новые дикие, необузданные желания. Из ее горла вырвался страстный вздох и тотчас как ответ на него раздался томительный стон мужчины, и для Линды время
