– Благодарю. – Презрение было замаскировано изысканной вежливостью.
Лалла чуть отступила от мольберта, решая, над каким фрагментом пейзажа требуется еще поработать, и заговорила снова:
– Да, Грей, я хотела стать настоящим художником. Я мечтала об этом. Ведь живым примером мне служили мои сестры. Еще бы – Миранда стала известным врачом, а Порция достигла огромных успехов на подмостках. За три года я потратила уйму усилий и денег на обучение, и вот однажды один из преподавателей посоветовал мне оставить это занятие… – Она глубоко вздохнула. – Видишь, Грей, художницы из меня не получилось. Я всего лишь жалкая посредственность.
– Прости, я был слишком резок, – неожиданно грустно произнес он. – Наверно, после подобного приговора у тебя просто руки опустились.
– Конечно, я была на грани катастрофы, – призналась Лалла. – Но потом поняла, что могу найти применение своему таланту в иной сфере.
– И что же это за талант?
– Я решила, что бесполезно тратить силы на искусство, в котором все равно не достигнешь высот. Я стала своеобразным магнитом, притягивающим к себе людей из мира искусства. Я объединила вокруг себя художников различных стилей и взглядов. Моя квартира в Париже постепенно превратилась в своеобразный центр, куда съезжаются люди искусства со всей округи, и я счастлива, когда слышу у себя в доме несмолкаемый гул голосов.
Лалла вся сияла, надеясь услышать одобрение. Однако она ошибалась. Грей сдвинул брови и пожал плечами.
– И для этого нужно было уезжать в Париж? Не проще ли назвать вещи своими именами: ты стала обычной хозяйкой домашнего салона, каких полно в Нью-Йорке, и никто из них не считает умение принимать гостей каким-то особым даром.
Увы, Лалла не встретила у Грея понимания. Что ж, глупо было ждать обратного. Поэтому она печально продолжала:
– Да, ты прав, Грей. Но я должна была ехать в Париж. Должна! Мне хотелось свободы. И там, в огромном городе, я наконец обрела независимость.
Он бросил на девушку гневный взгляд и неторопливо прошел в дальний угол детской, где пылилась старая деревянная лошадка на колесах. Эта игрушка была, наверно, ровесницей Грея и Дейзи и помнила их детские забавы. Она вся потрескалась от времени, а краска поблекла и кое-где стерлась. Грей усмехнулся и принялся катать лошадку взад-вперед. Скорее всего он собирается с мыслями, чтобы сказать что-то важное, подумала Лалла. Внезапно он выпрямился, заложив руки за спину, и взглянул на нее исподлобья:
– Почему ты не приняла тогда предложения стать моей женой, Лалла? Настало время сказать правду… если ты не против, конечно.
Сказать правду… Она никогда не говорила ему об истинной причине своего отказа. Да он никогда бы и не поверил. Поэтому она только повторила слова, которые десятки раз мысленно произносила в течение последних лет.
– Ты хочешь знать правду? Ну что ж, я скажу. Да, тогда я отказала тебе, но ты никогда не делал мне предложения руки и сердца так, как это принято в обществе. Ты даже не просил меня – ты требовал, чтобы я стала твоей женой. Можно подумать, я была для тебя товаром, вещью, которую ты собирался приобрести, а не женщиной твоей мечты. Ты хотел превратить меня в свою собственность, Грей. Но ты не любил меня, не желал, как желают женщину.
Грей вскинул брови. Последние слова явно заинтриговали его, и Лалла почувствовала, как из темного угла комнаты холодные голубые глаза внимательно изучают ее.
– Я не любил тебя? Не желал? – спросил он вполголоса. – Как же тогда назвать все то, что происходило между нами? И ты заявляешь, что я хотел обладать тобой как вещью! Опомнись, Лалла!
Девушка приложила обе руки к груди, стремясь унять бешеное сердцебиение. О чем еще собирается говорить с ней этот ужасный человек? Каких признаний хочет добиться?
– Ах, Грей, я не отрицаю физического влечения к тебе. – Она снова ощутила его мягкие пальцы на своей груди. Оглянувшись на мгновение, Лалла заметила, что голубые глаза Грея потеплели, и поспешила добавить: – Но когда мы вновь возвращались в повседневную жизнь, ты меня ни во что не ставил. Ты всегда поступал, как считал нужным, не сомневаясь в собственной правоте. Мне казалось, что ты уже никогда не изменишься.
– Ну, Лалла, ты выставляешь меня просто каким-то чудовищем.
– Что ж, иногда ты им и бываешь, – ответила она.
Казалось, нервы Грея были натянуты до предела. Несомненно, слова Лаллы обидели его.
– Никто еще никогда меня так не оскорблял! – возмущенно воскликнул он. – Неужели ты не замечала, что я жил ради тебя! Я готов был выполнить любое твое желание! Любое! Слышишь, Лалла? Ты могла бы учиться живописи в Нью-Йорке. А лето мы проводили бы в Париже. Я сделал бы для тебя все, лишь бы ты была счастлива.
Лалла стояла, отвернувшись к мольберту. Она услышала, как Грей пересек комнату и приблизился к ней, остановившись за ее спиной. Она чувствовала его дыхание. Слава Богу, Грей не касался ее тела, иначе, подумала Лалла, она не отвечала бы за себя. Воспоминания были слишком живы!
– Посмотри на меня, – неожиданно потребовал Грей.
Услышав эти слова, Лалла застыла на месте как вкопанная.
– Это приказ? – Она медленно повернулась.
Голубые глаза уставились на нее, обнажая душу, и по телу девушки пробежала дрожь. Лалла поняла, что Грей о многом догадывался.
– Зачем ты скрываешь от меня правду? О, Лалла! Прошу, не молчи! Не заставляй меня страдать!
– У тебя слишком богатая фантазия, Грей, – попыталась отшутиться она.
