Она надела колготки, а затем и лифчик, также переданный ей Вилли. Потом — брюки и свитер, но не черный, как обычно, а пестро-зеленый для камуфляжа. Присев на ступеньку автомобиля, Модести стала натягивать серые сапоги.
Теперь разделся донага Вилли и надел плотно облегающие тело трусы, затем ножны, в которых покоились два ножа. Теперь уже Модести окинула взглядом Вилли — и даже не потому, что хотела удостовериться в его хорошем физическом состоянии, а потому, что ей просто доставляло удовольствие видеть его крепкую мускулистую фигуру, которая могла в случае необходимости действовать быстро и безжалостно.
Она вспомнила, как в свое время отыскала Вилли, вытащила его из тюрьмы и сделала мерзкого уголовника совсем другим человеком. Нет, вернее сказать, он просто сам себя переделал — ради нее. Она сама не понимала, почему это произошло, — она лишь поверила интуиции и решила поставить на темную лошадку. После стольких лет борьбы против всех в одиночку она отыскала того, кто был готов беззаветно сражаться бок о бок с ней, и с той поры Вилли Гарвин никогда ее не подводил, он действовал так, словно был продолжением ее самой.
Теперь и он надел брюки и рубашку тех же серо-зеленых маскировочных тонов и присел рядом с ней, чтобы натянуть сапоги.
— Вилли…
— Да, Принцесса…
— Как, по-твоему, югославское вино, которое мы пили днем, можно охарактеризовать как «супернакулюм»?
— Да вряд ли… — Даже в темноте она увидела, как он улыбнулся. — Впрочем, я ведь не Бог весть какой знаток. А ты как думаешь?
Модести сделала вид, что напряженно размышляет, затем ответила:
— Трудно сказать. Я, признаться, не большой специалист в области энологии[4].
Вилли покосился на нее с явным удивлением, но сказал спокойным тоном:
— Пожалуй.
Модести рассмеялась и подошла к багажнику.
Они сидели в темноте, ели прямо из банки мясные консервы, запивая водой из бутылки, которую поочередно передавали друг другу, и то о чем-то переговаривались, то умолкали.
Они не говорили ни о Тарранте, ни о загадочных смертях, ни о пластмассовых контейнерах. Не вспоминали они и былые подвиги, не планировали будущее. Речь шла о совсем иных предметах.
Они обсуждали последнее приобретение Модести на аукционе «Кристи», болтали о новой микроволновой печи у нее на кухне в пентхаузе, о противоподслушивающем устройстве, которое мастерил Вилли, о прочитанной книге, об увиденном спектакле, о купленной пластинке.
Наступила полночь.
— Механики не могут понять, что с машиной, — сетовала Модести. — Венг просто вне себя. Этот маленький «ингленд» — его гордость и любимец. Они разбирали карбюратор, проверяли подачу топлива, зажигание, бензонасос — и только руками разводят.
— Он должен схватывать, как только заработает стартер, — задумчиво сказал Вилли.
— Только при прогретом двигателе. Стоит машине чуть постоять, и все! Тут уж приходится попотеть, пока не возникнет искра.
— А! — обрадованно воскликнул Вилли.
— Есть какие-то идеи?
— Готов побиться об заклад. Принцесса, что затычка в поплавковой камере. Пока машина стоит, бензин медленно просачивается, вот и приходится гонять стартер, пока камера не наполнится, и только тогда…
Он осекся на полуслове. Рука потянулась к расстегнутому вороту, к спрятанным под рубашкой ножам, голова чуть наклонилась вбок. Теперь и Модести тоже услышала, что слева от них в деревьях кто-то тихо крадется. Но она не стала вынимать револьвер из кобуры. Если случилось невероятное и к ним подкрадывается недруг, то Вилли сам разберется с ним ножом и станет поднимать лишнего шума. Причем Вилли швырнет нож так, чтобы тот угодил оппоненту рукояткой в голову и лишь оглушил бы его. Однажды она видела, как Вилли проделал этот фокус на расстоянии пятидесяти футов.
Шорохи прекратились, но раздался тихий свист. Вилли тут же успокоился и ответил таким же легким посвистом. То был их давний пароль.
В лунном свете, пробивавшемся сквозь деревья, возник мужской силуэт. Вилли и Модести встали.
Это был человек лет сорока в простой грубой одежде. Его правая рука заканчивалась чуть ниже локтя, а рукав был отрезан и аккуратно зашпилен. Лицо — смуглое, обветренное. Когда-то оно внушало страх, но время сгладило острые углы…
— Это ты, Недич? Рада тебя видеть, — сказала по-французски Модести. — Сколько лет, сколько зим.
— Мадемуазель. — Человек учтиво наклонил голову. Это слово вызвало у Модести легкий приступ ностальгии. Когда она руководила Сетью, именно так обращались к ней все те, кто на нее работал. Недич же перевел взгляд на Вилли и сказал: — Как дела, старина?
— Отлично.
— А как твой виноградник? — поинтересовалась Модести.
— Нормально, Мадемуазель.
Четыре года назад Недич пострадал в одной из не связанных с получением прибыли операций Сети. Когда они громили картель наркодельцов в Марокко, Недич был ранен, и ему ампутировали руку. Когда он выздоровел, Модести переправила его обратно на родину и купила для него клочок земли с виноградником, о чем он попросил. Недич был среди тех семерых инвалидов Сети, которые получали пенсию из специального фонда, созданного Модести в первые же месяцы деятельности их организации.
— Ну, а как работается с одной рукой?
— Нормально. Быстро привыкаешь, Мадемуазель. — На его жестком лице появилась улыбка.
— Сейчас делают неплохие протезы. Я могу устроить…
— Это совершенно необязательно, Мадемуазель. Спасибо. Я и так вполне доволен. — Он внимательно посмотрел на нее. Записка, которая была оставлена для него, содержала просьбу явиться сюда после полуночи. — Я чем-то могу быть полезен? — осведомился Недич.
— Да. Кролли с другими осужденными работает на строительстве новой дороги. — Она качнула головой в восточном направлении.
— Кролли? — переспросил Недич, широко открывая глаза.
— Да. Его предали. Тебе известна новая дорога и места вокруг?
— Да, конечно. Каждый месяц я доставляю вино в их лагерь.
— Они живут в бараках?
— В палатках. Так легче переезжать.
— Их хорошо охраняют?
— Вполне неплохо. Военные…
— Сколько нужно времени, чтобы добраться до начала дороги пешком, ночью, по пересеченной местности?
Недич на мгновение задумался, потом сказал извиняющимся тоном:
— Если будете двигаться так, как в прежние дни, то тогда три с половиной часа.
— Мы не успели изнежиться, — улыбнулась Модести. — Ты нас проводишь?
— Да, — просто ответил Недич. — Но если надо попотеть, чтобы вызволить Кролли, я, конечно, не тот, что раньше, — и он показал на пустой рукав.
— Ты пойдешь назад, как только доведешь нас до дороги, — сказала Модести, и в ее голосе зазвучали резкие нотки. — Ты должен быть дома, когда мы вызволим Кролли. Ясно?
— Это означает, что вы отобьете его днем, прямо во время работы? — не без удивления произнес Недич. — А как же обратно?
— Я думаю, мы найдем дорогу, если она соответствует тому, что нанесено на карту. Ну, теперь в
