поэтому мы и вместе.
И еще из дневника Уолтона:
Стон телеги, лязг металла, приглушенный голос.
Я приложил палец к губам Лили, чтобы она нас не выдала. Ночь промозглая и лютая, слепящий туман и такой сильный мороз, что воздух во рту замерзает. Мы стояли на крыльце церкви, где я решил укрыться от непогоды. Здание внезапно выросло из мглы — высокое и грозное, со шпилем, утонувшим в сером мареве. Рядом — кладбище. Надгробные камни более старой части наклонились под немыслимыми углами. Плиты поновее исчезали в тумане — призрачные солдаты, отправлявшиеся строем на призрачную войну.
Тихое ржание и снова лязг.
— Кто-то идет, — шепнул я. — Тихо.
Теперь я услышал и цокот конских копыт. Судя по их медлительности и позднему часу, кто-то действовал так же скрытно, как мы.
Ну наконец-то: пятно колеблющегося света, а затем мужское лицо, болезненно-желтушное. Человек шагал впереди телеги, освещая фонарем дорогу. Он нервничал и на ходу что-то бормотал. Телега проехала вдоль кладбища. Через пару минут послышался металлический удар, словно прозвонил колокол, который тут же заглох. Едва я успел понять, как согнулся в приступе безрадостного смеха.
— Что такое? — спросила Лили, которая шла по моим следам.
— Куда бы я ни подался, жизнь повсюду стремится преподать мне урок. Я задал вопрос: «Кто я?», и сейчас жизнь ответит мне на него. Точнее, смерть.
Я повел Лили сквозь сгущавшийся туман и впервые почувствовал ее сопротивление.
— Что это за шум? — прошептала она, притормозив.
— Не узнаете? Ну разумеется, — фыркнул я. — Ваша жизнь была слишком беззаботной, защищенной от обыденности. Этот голос моих родовых мук.
Я затащил ее на кладбище и устремился к дальнему фонарю. Но, едва мы приблизились, его заволокла беспросветная мгла, и мы совсем перестали различать окрестности.
Шум нарастал: металлический скрежет, затем тихое шипение, опять скрежет, снова шипение — звуки неустанно чередовались. Вдруг Лили все поняла, и у нее расширились глаза. В течение нескольких секунд она отказывалась идти дальше. Я схватил ее крепче и подтолкнул. Тогда она выпятила подбородок и побежала вперед, словно говоря: «Просто новое зрелище». Вдруг Лили споткнулась о надгробие и упала.
— Кто там? — спросил дрожащий голос.
— Друзья, — отозвался я.
Услышав резкое шарканье, я помчался на свет.
Фонарь стоял посреди могил рядом с неглубокой ямой, откуда неуклюже пытался вылезти человек. Поблизости валялись кирка и лопата. При моем поспешном приближении лошадь испугалась и рысью ускакала. Я поднял человека из ямы за воротник. Едва он повернул ко мне оробевшее лицо, в нос ударил перегар. Я пощупал пальто, наткнулся на твердую выпуклость и вытащил флягу.
— Небось для храбрости? — Я отпустил человека и отдал флягу. Дрожащими руками он поднес ее к губам.
— Не знаю, о чем это вы гутарите, — сказал он картаво и хрипло.
— Я не местный, сэр: каковы у вас средние расценки на трупы?
— Расхититель могил! — воскликнула Лили.
Человек уставился на нее в удивлении.
— Женщина!
— Да неужто? — злобно сказал я. — А по-моему, бесполая мерзавка. Впрочем, это не важно: хоть она и не женщина, я ведь тоже не мужчина.
От моего напускного веселья обоих покоробило. Я подавил смех (который вполне мог сойти за стон), шагнул в яму и с притворной радостью поднял лопату.
— Можно закончить за вас? Я назвался другом, к тому же у меня есть небольшой опыт в этой области, хотя, признаться, в другом качестве. — Я снял плащ и швырнул его на надгробие. — Взгляните на меня, сэр, и догадайтесь сами, к чему мог бы привести ваш ночной труд.
Человек поджал губы.
— Что-то я не кумекаю, — тихо сказал он.
— Лучше и не надо. А не то кинетесь наутек, лепеча, как полоумный.
Я принялся копать с бешеной скоростью.
— Виктор, — взмолилась Лили, обхватив себя руками. — Я не хочу здесь оставаться.
— Зато представьте, какую забавную историю вы расскажете на следующем балу! — жестоко ответил я. — Побудьте здесь хотя бы ради этого.
Возможно, спиртное придало ему смелости (или он решил, что я лишь хмельное видение), но, так или иначе, расхититель могил мало-помалу успокоился. Завороженный моей внешностью, а также моей помощью, он молча наблюдал за работой.
— Какой от нас прок, если Эдинбургское медицинское училище находится далеко на юге? — спросил я.
— А это для молодого дохтура из Малвернесса. Ему нужно много упражняться.
— И сколько раз он уже просил?
— Аккурат третий. Но ежели после этого он не сможет отличить голову от пальца, я ему даже кошки не принесу лечить.
Он пялился на Лили с бесстыдным любопытством. Сморщив нос, она осторожно отошла. Слышались только ритмичные звуки рытья. В тишине я продекламировал:
— Красивый голос, — робко произнес человек, словно раздумывая, не вступить ли в разговор. — Это песня?
— Нет, стихотворение о девушке, проклинающей Господа за то, что ее возлюбленный не вернулся с войны. Однажды ночью он приезжает верхом на лошади и увозит девушку, а она радуется тому, что наконец-то выйдет замуж. Девушка не догадывается, что это кошмарный сон, а ее возлюбленный давно мертв.
Металл стукнул о дерево, Лили и расхититель подскочили. Я смахнул землю с гроба. Я почувствовал, как проникаюсь безысходным настроением стихотворения, но продолжал:
— Мертвец бешено понукает коня, и они приезжают к его могиле. Там возлюбленный говорит
